Темная гора
Шрифт:
В моей голове тихо зажужжали осенние мухи. Еще немного, и я поверю, что и впрямь у меня не было жены и детей, и не я отводил пьяного Варсака, а он меня…
Тряхнул головой, но наваждение не прошло, а скорее окрепло. Мне стоило некоторых усилий вспомнить имя жены, моей шумной и говорливой Паэно, вспомнить своих домочадцев.
Жирный рокот гонга прокатился над лагерем. Время утренних занятий. Варсак кивнул мне и пошел в сторону плаца. А я сел прямо на песок и задумался.
Немногие разговоры, что мы вели с Варсаком после прибытия в лагерь, приобретали зловещий оттенок. Я припоминал мелкие несообразности, странные вопросы, которые он задавал как бы между прочим, интересуясь моими знакомыми среди механиков. Страшная мысль — не подменыш ли он — пришла мне в голову. Но тут же я остановил себя. Конечно, доводилось слышать превеликое множество рассказов о тех или иных славных богатством знатных
Но почему тогда меня так крутили-вертели и все допытывались, я ли это на самом деле или не я? Кто же теперь сидит на горячем песке и кому дурные предчувствия холодят сердце?
Отсюда, за насыпью, не была видна лагерная суета, лишь песок и каменное крошево тянулись к невысоким холмам у дрожащего маревом горизонта, над которыми возвышался темный треугольник Большой Звездной Машины. Вздох сожаления удержать не удалось. Э, да что теперь сожалеть, все в прошлом, больше никогда не стоять у слуховой трубки и, следуя командам кибернейоса. доворачивать тяговые конусы на должное количество делений, прислушиваясь, как потрескивают тросы, идущие к каморам совмещения… Тросы моей судьбы перепутаны, оборвались! Зашуршал песок, кто-то спускался вниз.
— Вот ты где, — раздался голос Болка. — Греешь свои кости? Лучше бы придумал, где раздобыть немного оболов!
— Зачем тебе деньги? — спросил я.
— Не мне, а нам, — поправил Болк. — Оруженосцы собираются устроить пирушку, вот и скидываются, кто сколько может. Погуляем завтра!
— Какую еще пирушку? Кто позволит нам гулять?
Болк вытаращил на меня глаза.
— Так ты не знаешь?! С утра все только об этом и говорят. В конце месяца всем гоплитам полагается отпуск на пару дней, желающих отпустят в город вместе со слугами. Ну а пока хозяева будут кутить, мы тоже себе позволим, а?
Он плотоядно оскалил зубы и потер ладони друг о друга. Я улыбнулся. Таким жестом обычно зазывают к себе гостей девушки для услады чресел. Когда я объяснил, какие знаки он подавал, Болк чуть не свалился от хохота и, давясь смехом, сказал, что у них это выглядит иначе. И показал как! Тут уже засмеялся я. Ничего себе приглашение! Впрочем, если случай занесет в Северную Киммериду, буду следить, чтобы прилюдно не ковыряться пальцем в ухе.
— Ну так есть у тебя деньги, или придется у хозяина клянчить? нетерпеливо спросил Болк.
Деньги у меня были зашиты в поясной карман. Варсак ссудил на всякий случай, но посоветовал никому не показывать. Если не украдут, то отберут. Я видел, как молчаливый Го случайно уронил медный обол и не успел поднять, как оттолкнул чинца и забрал монету Кехтот, неприятный и неопрятный оруженосец какого-то мелкого гражданского чина, подавшегося в гоплиты то ли рады выслуги, то ли по другой причине. Мне доводилось видеть чинцев в драке, и я ожидал, что Го свалит наглеца хитрым ударом пятки или сложенными пальцами. Но Го лишь укоризненно покачал головой, вздохнул и отвернулся. Через несколько дней ночью у лежака Кехтота ни с того ни с сего обломилась ножка, на крики и проклятия тут же объявился надзиратель и примерно наказал расшумевшегося слугу. Кехтот всю ночь кряхтел и ворочался, тихо постанывая. Он так и не сообразил, за что пострадал, а я разглядел в слабом свете плошки в руках надзирателя довольную улыбку Го.
— Деньги
— Кто говорит о Гизе? — вскричал Болк. — Мы поедем в Гекторапат!
— Это другое дело, — согласился я. — Там есть где повеселиться. Кроме того…
Тут я замолчал, потому что Болку совершенно незачем знать о родственниках моей жены, живущих в Гекторапате. Почему-то я только сейчас вспомнил о них. Наверно, вся эта круговерть событий, в которую меня втянули неведомые силы, плохо повлияла на память. С другой стороны, отношения с предостойным Леантом и его супругой у меня не сложились, хотя на торжественные события вроде прибавления семейства они, невзирая на возраст, приезжали с дорогими подарками. Старый Леант был кадильщиком в храме Сына Гончара и неодобрительно относился к моей работе. Да что там говорить, он вообще полагал, что людям нечего шляться по далеким мирам, а лучше не гневить богов, своих и чужих. Старая Ананке во всем поддерживала супруга и пару раз даже делала замечание моей жене. Крику было!
Сейчас я вдруг подумал, что домочадцы могли перебраться в Гекторапат, а причина всех неприятностей, может, вовсе и не во мне. Мало ли что мог брякнуть на рынке кто-нибудь из слуг, да и жена моя язык порой удержать не может. Хоть все это никак не вязалось с воспоминаниями о Доме Лахезис и башне с пауками, но мысль не шла из головы — она по крайней мере хоть как-то связывала концы с концами. Худо, но связывала…
До сей поры я не бывал в общедоступных местах для простонародья. В детстве меня брали в гости, да и к нам частенько захаживали друзья отца, но членам нашего рода было не к лицу проводить ночь не под крышей своего дома. Правда, краем уха доводилось слышать пересуды взрослых о моем деде, который был изрядным гулякой и порой не брезгал посещать тетрады городских прелестниц, выбираясь оттуда поутру и в весьма непотребном виде.
Впрочем, большая зала с низкими деревянными потолками выглядела вполне прилично, хоть и было в ней шумно от разговоров и дымно от жаровень, на которых скворчала еда. Хозяин заведения, однорукий нубиец, восседал на высоком табурете за прилавком и движением скрюченного пальца гонял прислугу от длинных столов к решетчатой загородке, откуда радовали глаз толстопузые медные чаны с просяным пивом.
Я немного посидел с Болком, Го и парой почти незнакомых оруженосцев, которым Болк после первой же кружки со вкусом принялся врать про то, как нас всех затолкают в Большую Машину, а потом с помощью хитроумных, но весьма мучительных сращиваний превратят в полусоратников-полулюдей. Го невозмутимо потягивал пиво и только чуть приподнимал бровь, когда Болк очень уж лихо заворачивал. По лицам этих простаков из лидийской глубинки было видно, что обмануть их — все равно что по ветру отлить. Но даже они крякнули, когда Болк предупредил, что нас всех уменьшат до размеров вши лобковой и выпустят на лоно опасного мира, густо обросшего диким волосом.
Еле сдерживая улыбку, я заказал всем еще пива и хотел пояснить, что Болк не так уж и не прав, но вовремя сдержался, чтобы не вызвать вопросов, откуда я это знаю. Превращать нас в мелких соратников, конечно, не будут, но уж я-то доподлинно знаю, что отряды второй волны подвергают метаморфозам. Иначе на многих мирах они не то что дышать, но и передвигаться не смогут. Я не знаю точно, когда им наращивают мускулы и жилы, а когда и вовсе сращивают с большим соратником, но у нас на «Парисе» нередко и механиков обрабатывали. Неприятное занятие — болтаться в теплой купели, словно зародыш, а в тебе невидимые пальцы ковыряются. Вернувшись, опять приходилось полдня мокнуть в купели — кому охота домашних пугать! А то и захлебнуться воздухом можно, если дыхалка обратно не перестроилась. Говорить об этом не следовало, и без того у меня несколько раз с языка слетали словечки, которые могли выдать механика — если, конечно, меня услышал бы человек сведущий, а не тупые слуги, общество которых я вынужден разделять.
В дальнем углу случилась драка — двое темнокожих повалили стол и, дубася друг друга пивными кружками, катались по полу. Хозяин кинул в их сторону короткий взгляд и дернул за шнур, протянутый над его головой. Доски прилавка разошлись в стороны, из щели показался соратник. Мгновенное движение шести мохнатых ног — и он завис над драчунами. Пара укусов за чувствительные места мигом их утихомирила. Соратник бесшумно скользнул в свою щель, доски вернулись на место. Это произошло так быстро, что многие в зале и не заметили. Болк проводил взглядом соратника, цокнул языком и заметил, что не отказался бы от такой зверушки себе в оруженосцы. Один из лидийцев всерьез заметил, что слугам не полагаются оруженосцы, но Болк не удостоил его ответом.