Темная история в третьем роддоме
Шрифт:
Вот же кобель! Ладно — Таня, она хотя бы знала, к кому шла. А Дежнев? А Дежневу, видимо, глубоко плевать, к кому. Главное, чтобы костюмчик сидел. То есть, статус стоял. А кто его поднимет и куда пристроит — это вторично. Вот сейчас Татьяна ему ручки свяжет и в кабинетике запрет. То-то весело будет!
— Ну, и какие у нас планы? — поинтересовался заведующий, послушно подставляя руки под жгут.
В его голосе не было бравады или блудливого хамства. Легкая насмешка. Он не верил в серьезность визави. «Вот, я пришел», — заявлял Станислав Борисович. — «А тебе-то не «слабО»?»
Если честно, было слабо. И Зуева уже десять раз пожалела, что повелась на эту провокацию. Но сдаваться?.. Это не повод сдаваться!
Таня, глаза которой уже адаптировались к темноте, довела заведующего до кресла и опустилась перед ним на корточки. Сколько можно тянуть? В любой момент может сработать ургентный. И тогда вся ее конспирация полетит коту под хвост. Татьяна сняла очки, положила их в карман халата, аккуратно развела колени Дежнева, чтобы подобраться ближе к телу, и сунула руки ему под рубашку. Станислав Борисович вздрогнул, и пальцы заколола «гусиная кожа». Кто бы мог подумать, что завотделением такой… отзывчивый. Таня повела кончиками пальцев по ребрам, задирая рубашку. В сгустившейся тишине было слышно, как участилось дыхание у связанной «жертвы». Кожа были сухая и теплая. От Станислава Борисовича пахло чем-то терпко-мускусным. Хотелось прижаться носом к нему, чтобы раствориться в этом запахе. Таня, чуть царапая, уложила ладони ему на грудь. Сердце стучало так сильно, что отдавалось в руку. Татьяна подалась вперед и провела кончиком языка по животу, от пупка к грудине. Заведующий шумно вдохнул воздух и прошептал на выдохе:
— Освободи мне руки.
Таня вновь приложила пальчик к его губам, но он успел его чмокнуть и негромко рассмеялся:
— Хулиганка. Поймаю — отшлепаю.
«Поймай сначала», — усмехнулась про себя Татьяна и теперь повела руками вниз, скользя по животу к паху, пока не натолкнулась на «статус» в полной боеготовности. Таня прижала к нему руки, и член дернулся в ее руках. Ну, уж нет, попался. Она потянула вниз штаны на резинке и обнаружила, что заведующий не носит под ними белья.
Шутки хулиганистой Пипетки перешли все границы приличия. Но Стасу на это было уже плевать. Он настолько завелся от нехитрых, практически невинных ласок, что ему уже стало реально всё равно, с кем он сейчас и где. Чисто-мужское достоинство распирало изнутри. Дежнев толкнулся в руки девушки, намекая, что просто подержать в руках — не совсем то, что ему сейчас нужно. Неудобство позы раздражало, но это — чертова физиология! — лишь усиливало возбуждение. Хотелось всего и сразу, желательно — в женское влажное тепло. Зажать наглую Пипетку прямо на здесь, на кушетке, и… В общем, крамольные мысли Стаса лишь подогревали пожар ниже пояса. Когда он уже был готов послать к хренам огородным дурацкие правила и расстегнуть жгут, Пипетка словно очнулась ото сна, и начала несмелые движения вверх-вниз. Стас бы, наверное, выругался, если бы эта невинность в самый неподходящий момент, в самом неподходящем месте не срывала до такой степени крышу. От невесомых касаний холодными руками горячего члена мозг завис.
— Твою мать, — чуть слышно процедил Стас сквозь зубы и сдвинулся ниже, ближе к девушке, вжимаясь в ее пальцы, обтираясь об ее руку, обнажая чувствительную головку.
Пипетка, наконец, осознала, что от нее требуется, двигаясь всё уверенней и крепче, а грудь Дежнева обожгло ее дыхание. Острые зубки сжали сосок. Ощущения на грани боли ударили прямиком в пах, в до краев наполненную… ну, пусть будет, чашу терпения. Оглушительный оргазм накрыл Стаса за секунду до того, как он излился на себя. Следом за разрядкой пришло опустошающее безразличие.
На живот Стасу опустилась бумажная салфетка. Какой сервис! Нужно было как-то отреагировать. Что-то сказать. Только что? «Спасибо, у тебя волшебные ручки»? «Еще никогда мой status так не поднимался»? «Отныне мой status в надежных руках»? Но пока Дежнев обдумывал ответ, Пипетка вновь опустилась на колени и невесомо коснулась губами его груди. Чуть правее и ниже левого соска. Туда, где билось его сердце.
И Стас промолчал.
Спустя минуту в кабинете щелкнул замок,
Стас вышел из кабинета и огляделся в поисках случайных свидетелей. За углом начинался холл. За столом спала — или делала вид, что спит, Татьяна. На скамейке рядом, укрывшись покрывалом, лежала Оленька. Одна или вторая? Впрочем, и акушеркам пробраться мимо бдительных охранниц труда не составит.
Завотделением вошел в освещенную ординаторскую. Выкинул в ведро смятые салфетки. Положил в ящик подобранный с пола жгут. Закрыл ящик. Потом, стараясь не думать, что он делает, Стас открыл шкаф, где висело его пальто, достал из внутреннего кармана портмоне и вынул из него фольговый квадратик. И положил рядом со жгутом.
Он обязательно поймает Пипетку. И отшлепает. Потом. Как-нибудь.
Глава 14
В тишине Таня прекрасно слышала надсадное дыхание Станислава Борисовича и его сдавленные стоны. Он был такой открытый и такой беззащитный, что Татьяне захотелось его пожалеть. Рядом его грудью было отчетливо слышно, что сердце Станислава Борисовича стучало так, будто мчалось наперегонки с ее собственным. Таня вышмыгнула из кабинета, и руки ее были ледяными от волнения. Она дернулась в поисках, где бы спрятаться, но решила, что лучшее место — на виду. Она села стол на посту, уложила руки на предплечья и притихла. Казалось, вечность отстучала на ее барабанных перепонках «Аиду», прежде чем со стороны кабинета УЗИ послышался чуть слышный скрип половицы. Второй заход он там делал, что ли? Даже когда заведующий проскрипел за другой поворот, где находилась ординаторская, Таня боялась шевельнуться. Вдруг он подглядывает? А она тут — раз! — и так подставится. Руки потихоньку согревались, и Зуева сама не заметила, как из притворного сна погрузилась в сон настоящий. Ночь прошла довольно тихо. Ночью ее побеспокоила лишь одна беременная, заявив, что рожает. Ничего она не рожала, схватки были тренировочными, пациентку уложили спать… Однако время было уже половина шестого, и медсестры решили, что смысл на полчаса ложиться. Попили чай с остатками тортика и принялись за утренний функционал. На фоне рутины из градусников, весов и баночек мочи вчерашняя ночь казалась дурным сном. На трезвую голову всё выглядело… дико. Тане в голову пришло слово «необузданно». В руках себя нужно держать. СЕБЯ нужно держать в руках. И ей, и Станиславу Борисовичу. С виду такой интеллигентный человек, а внутри-то — э-ге-гей! И снаружи — о-го-го! Жеребец, блин. Дикий. Мустанг необъезженный.
Таня вдруг осознала, что до этой ночи Дежнев был для нее неким абстрактным набором качеств. Бесплотным призраком идеального мужчины. Реальный Дежнев был… мужчиной. Он пах, как мужчина. Заводился, как мужчина. И на ощупь был тоже мужчиной. Который ворвался в Танино личное пространство, и там сразу стало тесно.
Погруженная в свои размышления, Зуева отнесла анализы в лабораторию и ввалилась в сестринскую. В самый разгар обсуждения.
— Да фигня это! — отмахивалась Марго.
— Да я тебе говорю! — доказывала Оленька почти с пеной у рта, в секунде от того, чтобы рвать на себе рубаху. — У меня подружка рассказывала, что ее подружка…
— О, привет, Таня, — поздоровалась Ангелина. — У нас, видишь, горячие дебаты.
— Кого выбираем? — полюбопытствовала Зуева. Она была личностью политически ленивой и социально безответственной.
— Выбираем, кто — прав, кто — виноват, — сообщила Геля и, подставив под подбородок холеную ручку, приготовилась слушать дальше.