Темная комната
Шрифт:
— Пап, а откуда мы приехали? — спросил я.
— А ты что, забыл, что ли? — обрадовавшись, что можно поговорить (последнее время мы всё молчали), заговорил отец. — Из Казани мы приехали, когда тебе года ещё не было! Совсем не помнишь ничего про Казань?
Что-то я помнил, смутно… как в плетёной коляске на полозьях еду с горы. Тёмное небо, белый снег. Было это со мной или причудилось? Уже не отличишь! Сами пренебрежительно относимся к своим воспоминаниям, к своей жизни,
— А я рассказывал тебе, как я в молодости головой стекло разбил? — весело спросил отец.
— Нет! Не рассказывал! — сказал я.
— Однажды, это до тебя ещё, мы в Алма-Ате жили, пошёл я на почту посылку получать. Сунулся я в окошко, протянул квитанцию. Почтальонша говорит мне: «Сюда пройдите», — я пошёл вдоль барьера. Она остановилась вдруг, стала посылки разбирать. А я решил почему-то, что и здесь окошко, сунулся, вдруг слышу — звон.
Мы с отцом захохотали. Вот, оказывается, как. И такой факт из отцовской биографии мог бы бесследно исчезнуть, не поговори мы сейчас! И как многое, если подумать, исчезает, а ведь жизнь каждого человека неповторима!
— А… войну ты помнишь? — спросил я.
— Крайне смутно, — улыбнулся отец. — Ведь я же за год до войны родился.
— И что, был когда-то таким же, как я?
— Даже меньше! — улыбнулся отец. — Во всяком случае, когда война шла, гораздо моложе был, чем ты сейчас!
— Ну и помнишь что-нибудь?
— Одну только картинку. На площади пушка стреляет с высоко задранным дулом — и мы, ребята, тут же сидим, на скамейке. Как командир руку поднимет — мы смеёмся и уши ладонями закрываем, чтобы не оглохнуть. Вот это помню, а больше ничего.
— Но как же вы рядом с орудием сидели? Ведь если бы противник ударил, от вас бы кусочки полетели.
— Вот этого не знаю, — сказал отец. — Что сидели — это я помню, а как и почему — не скажу.
Мы помолчали. Вошла мать.
— Чего это вы тут пришипились в темноте? — спросила она.
— Да так… вспоминаем тут жизнь, — сказал отец. — Свет не зажигай, пусть так.
— И ты жизнь вспоминаешь? — улыбаясь, спросила мама. Рука её опустилась мне на голову.
— Ага. И я.
— И есть что вспоминать?
— Ага.
Я любил, когда мы так сидели в темноте и вспоминали, но мы не делали этого почему-то уже давно, года четыре или пять, я почему-то стал стесняться рассказывать что-либо родителям.
— А я рассказывала тебе, как мы с отцом чуть не угорели однажды? — спросила мать.
— Нет, не рассказывала! А когда это было?
— Давно, когда тебя не было ещё!
— А где же я был тогда?
— Вот это неизвестно… Нигде! — улыбнулся отец.
—
— Ну… и как же вы?
— Ну, тут и я проснулся! Мог бы и не проснуться, между прочим! — сказал отец. — Встал и тут же упал. Только мой длинный рост нас спас: падая, я головой окошко разбил! Морозный воздух пошёл, как-то мы отдышались. Выползли потом на крыльцо и остаток ночи там просидели.
— Холодно было?
— Да… холодновато. Но в дом возвращаться страшно было. Так и сидели, дрожа, до утра! — отец засмеялся.
— Да-а! — сказал я отцу. — Мастер ты, головой стёкла бить!
— Ну! — отец гордо выпятил грудь. — Мастер спорта! А если б не разбил я стекло тогда… глядишь — и тебя бы на свете не было!
Потрясённый этой простой мыслью, я молчал.
— Да брось ты на ночь глядя ужасы рассказывать! — улыбнулась мать.
Меня подмывало рассказать им всё: о тёмной комнате, о страшных снах, о той нагрузке, что легла на меня. Мы молчали. Раздался звонок. Отец открыл.
— Дружок твой к тебе пришёл! — проговорил отец, и они с матерью ушли.
— Ну как ты? — шёпотом спросил меня Гага.
— Тяжело, честно говоря, — признался я. — Если действительно целая галактика на меня смотрит, то тяжело!
— А почему ты решил, что целая галактика? — проговорил Гага. — Может, один всего, такой же малахольный, вроде тебя? Грустно ему стало, он и связался с тобой!
— Один, говоришь? — я помолчал. — А может, ни одного? Может, это всё придумали мы? Обычная комната, ничего в ней нет! Страшные сны и раньше мне снились, — вспомнил я… — Врачей на осмотрах и прежде я удивлял… Может, и нет ничего такого, всё мы придумали?
— …Испугался! — проговорил Гага. — Так я и знал, что ты испугаешься.
— Чего пугаться-то? — разозлился я. — Чего нет?
— Ах, так? — Гага обиженно поднялся. — Ну пошли тогда туда… в тёмную комнату!
Я вздрогнул.
— Нет! Ни за что! Если хочешь — иди, а с меня хватит. Я уже достаточно хлебнул с этой комнатой! Всё!
— Значит, возвращаемся к убеждению, что всё обычно и неинтересно? — усмехнулся Гага.
— Да! — сказал я. — Лучше уж спокойно и неинтересно, чем в напряжении таком, как я живу!
— Ну хорошо. Спокойной тебе ночи тогда! — иронически проговорил Гага и ушёл.
Но, как видимо Гага и хотел, ночь эта получилась не очень спокойная.