Темная лошадка

Хоуг Тэми

Лэндри нахмурился.

– Тренер говорит, что девушка уволилась и переехала в Окалу.

– Тренер, который, вероятно, и распорядился убить коня, а с покупки следующего получит хороший барыш.

– А вы знаете, что она не уезжала в Окалу? – спросил Лэндри.

– Нет. Но мы этого так и не узнаем, если не искать. Вы могли бы связаться с Окалой, позвонить дежурному по городу, или комиссару полиции, или кто там у них есть.

– И что я им скажу? Что эта девушка, возможно, переехала туда и устроилась на работу? Ей восемнадцать лет. Она имеет право делать

все, что ей приспичит.

– Вышлите им номера ее автомобиля.

– Зачем? Он в угоне?

Я встала. Злоба во мне клокотала посильнее, чем в нем, и я была рада, что по моему лицу он этого не поймет.

– Ладно, Лэндри. Я вижу, вам плевать, что девушка пропала, да и умри она, вы не почесались бы. И махинации с сотнями тысяч долларов вас тоже не колышут. Непонятно только, чего ради тогда я плачу налоги.

– Обман страховой компании не считается обманом, покуда сама страховая компания этого не признает. А девушка не считается пропавшей, если ей восемнадцать лет, она по своей воле поменяла место жительства, и ее родные не заявляют об ее исчезновении.

– Родные об ее исчезновении заявили. Это сделала ее сестра Молли. Иначе, по вашим словам, выходит – если Эрин ушла из родительского дома и живет одна, то заявлять об ее исчезновении некому, кроме нее же самой. Получается нелепо. Вы готовы допустить, чтобы с этой девушкой случилась любая беда, потому что ее мать – безмозглая эгоистка, которая будет только рада отделаться от дочери… Впрочем, кажется, я понимаю, – саркастически прибавила я. – Это отняло бы у вас час-два бесценного рабочего времени, посвященного расследованию карманных краж. Надо ведь пару раз поднять трубку и позвонить, задать несколько вопросов, выверить и сопоставить факты…

Лэндри тоже встал, медленно багровея. Теперь все в комнате смотрели на нас. Краем глаза я заметила даже, что из соседнего кабинета вышел один из сержантов. В дальнем углу отчаянно звонил телефон.

– Вы что, хотите рассказать мне, как делать мою работу, Эстес?

– Лэндри, я вашу работу делала. Это не так уж трудно.

– Да? Что-то не замечал, чтобы вы и сейчас здесь работали. Почему бы?

Телефон перестал звонить. Тишина в комнате стояла мертвая – как в открытом космосе. В голове у меня теснилось с полдюжины верных ответов, но ни одного из них я не произнесла вслух. Для присутствующих, да и для меня самой, в расчет принимался лишь один ответ: я больше не работаю здесь, потому что по моей вине один из наших – один из них – был убит. Этого ничем не перешибешь.

В конце концов я кивнула и спокойно сказала:

– Ладно. Ваша взяла. Призовой выстрел в тире достается Лэндри. Я подозревала, что на вас надеяться нечего, и не ошиблась. Но Эрин Сибрайт пропала, и кто-то должен этим заняться. Если не вы, значит, я. Только если в результате девушка погибнет, потому что я не смогу найти ее так быстро, как нашли бы вы, это будет на вашей совести, Лэндри.

– У вас здесь все в порядке? – подходя к нам, поинтересовался сержант. – Ах, вот оно что! – сказал он, останавливаясь

передо мною. – То-то я смотрю… Эстес, и хватило же вам наглости прийти сюда!

– Извините. Не знала, что теперь с преступностью борются только по приглашениям. Вероятно, мое затерялось на почте.

Обратный путь до двери показался мне гораздо длиннее. Ноги были как будто свинцом налиты, руки тряслись. Я вышла из кабинета, по коридору доплелась до туалета, нависла над унитазом, и меня стошнило.

Прошло еще несколько минут. Я привалилась к стене кабинки, закрыла глаза и спрятала горящее лицо в ладонях. Вся в поту, еле дыша. Измученная. Но все-таки я была жива – и в прямом, и в переносном смысле слова. Я раздразнила львов в их логове – и уцелела. Наверное, можно гордиться собой.

Я вышла из кабинки, умылась и постаралась сосредоточиться на своей маленькой победе. Сегодня ночью Джеймсу Лэндри непросто будет выкинуть из головы Эрин Сибрайт – хотя бы потому, что я прилюдно задела его самолюбие. Если в результате сегодняшней перепалки он сделает хотя бы один телефонный звонок, который сдвинет дело с мертвой точки, значит, я мучилась и ломала себя не зря.

Выйдя на улицу, я вяло задумалась, не честолюбие ли мною движет. Но, поскольку очень давно уже его у себя не наблюдала, точно определить не смогла.

8

В отличие от меня, Шону по-прежнему нравилось шокировать свою добропорядочную семью, появляясь на благотворительных балах, где зимой сосредоточена вся светская жизнь Палм-Бич. Эти балы потрясают неумеренной роскошью и стоят примерно столько же, сколько собирают на разные благие цели, но зато всем весело. Можно продемонстрировать платья и украшения от лучших домов моды, последние достижения косметической хирургии, общественное положение, повадки и уловки баснословно богатых людей. На что у меня, хоть я сама и выросла в этом мире, никогда не хватало терпения.

Шона я нашла в гардеробной (размером побольше спальни в обычном доме). Он был в смокинге от Армани и завязывал галстук-бабочку.

– Какая у нас нынче болезнь? – спросила я.

– Начинается на «п».

– Паралич?

– Паркинсон. Последний писк моды среди известных людей. Публика валом повалит, вот увидишь.

Шон застегнул пиджак и залюбовался собою в трюмо. Облокотившись на мраморный подоконник, я наблюдала, как он прихорашивается.

– Когда-нибудь список приличных болезней подойдет к концу.

– Я уже пригрозил маме, что в следующий раз устрою бал в пользу больных генитальным герпесом, – кивнул Шон.

– Господь свидетель, половина Палм-Бич внесла бы свою лепту.

– А другая половина приобщилась бы на ночных тусовках после бала. Хочешь быть моей дамой?

– В смысле герпеса?

– В смысле бала, Золушка. Твои родители точно там будут. Двойной скандал – двойное удовольствие.

Идея увидеться с матерью и отцом привлекала меня еще меньше, чем поход в полицию: из встречи с Лэндри, по крайней мере в перспективе, может выйти что-нибудь полезное.