Темная симфония
Шрифт:
Байрон стоял позади нее, полностью одетый, его руки обхватывали и ласкали изгиб ее ягодиц. Каждое его прикосновение посылало волны желания, наводняя ее, пока она не начала извиваться от вожделения. Она видела, как его руки двигались вокруг ее бедер, как его длинные пальцы ласкали ее тело в непосредственной близости от небольшого треугольника. Ее мускулы сжались, ее колени ослабели. Его зубы прикусили ее плечо, перешли на шею. Его язык попробовал ее бешено бьющийся пульс, кружась и скользя. Все это время его глаза были открыты. Смотрели на нее. Позволяли ей смотреть.
— Я собираюсь обойти вокруг тебя.
— Сними одежду, Байрон. Я хочу увидеть тебя, — ее голос казался запыхавшимся даже для ее собственных ушей.
— Я не вижу себя в том ракурсе, в каком хотел бы, чтобы ты видела меня, — насмешка над самим собой слышалась в его голосе, но прямо сейчас, перед зеркалом с ней смотрящей на него, он избавился от одежды способом своего народа.
Антониетта ахнула.
— Как ты это сделал?
— Я карпатец. Одежда создается из природных волокон или является простой иллюзией, в зависимости от того, что легче.
Он постарался взглянуть на себя объективно, постарался увидеть свое тело таким, каким видят его женщины, и остался доволен. Его мускулы были тонкими, но вполне различимыми. Плечи широкими, а бедра узкими. Его эрекция была большой и толстой, страстно стремясь оказаться внутри нее. Наступило небольшое молчание, пока он ждал ее ответа. Когда он пришел, Байрон оказался не готов к нему. Поток сексуального возбуждения. Всплеск тепла в ее теле, в ее сознании. Наслаждение от одного его вида.
Он встал рядом с ней, стараясь не отрывать глаз от своего собственного отражения. Его пальцы были длинными, руки художника. Он никогда не замечал этого ранее, но на фоне ее кожи он мог видеть их форму и размеры.
— Ты прекрасен, Байрон, — она наблюдала, как ее руки скользнули вверх, как ее пальцы запутались в его длинных черных волосах. — Я не могу поверить, что на самом деле вижу нас. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Я собираюсь пройти перед тобой. Не отрывай взгляда от зеркала, твое сознание прочно слилось с моим. Ожидай расплывчатости и дезориентации, но это долго не продлится, — он прошел перед ней, наблюдая за собой через плечо. Он видел, как сокращаются и расслабляются твердые мускулы его ягодиц, почувствовал в ней всплеск влажного тепла и усилившиеся удовольствие. Его взгляд упал на ее грудь.
Антониетта покачнулась, закрыв глаза, но она не могла избавиться от странного головокружения, накатившего на нее. Тени и контуры картин смешались. Ей захотелось закричать в знак протеста. Его язык ударил по ее соску. Раз. Второй. Он втянул ее грудь в свой рот, с силой посасывая, дразня ее сосок своим языком. Ее тело практически забилось в конвульсиях и она обхватила руками его голову и уставилась в серо-черные тени в зеркале, в то время как волна за волной чувственных ощущений омывала ее.
Она видела их совместное отражение невероятно отчетливо в его сознании. Байрон питался от ее груди. Поглощал ее тело. Испытывал к ней ненасытный голод и не извинялся. Его руки прошлись по ее, его пальцы широко раздвинулись, чтобы прикоснуться к ее коже везде, где это только можно. Он поглаживал и ласкал ее, его руки обхватили ее грудь, потом ягодицы,
— Меня не волнует, если я кошка в период течке, — сказала она, раздвигая для него ноги в приглашении.
Он не спеша расточал внимание ее груди, в то время как жидкое тепло стекало по внутренней стороне ее бедра. В то время как она была жаркой и влажной и не в силах остановить движение бедер в явном разочаровании. Когда его рот покинул ее грудь, она протестующе вскрикнула, но затем как зачарованная наблюдала, как его рот словно перышко начал спускаться вниз по ее телу к талии и ниже — к пупку. Там он на мгновение задержался, нежно пройдясь языком, его рука обосновалась меж ее бедер.
— Я не могу дышать, — так сильно она хотела его. Ее руки беспрестанно двигались, находя каждый мускул, жаждая касаться его, в то время как ее сознание желало видеть их вместе. — Я горю, Байрон.
Она смотрела, как он опустился перед ней на колени и без колебаний, обхватив руками ее бедра, привлек ее тело к себе. Ее сознание почти взорвалось от запаха и вкуса, и ощущений, стремительно пронесшихся через их слившиеся чувства, через их соединенные умы. Она услышала свой собственный тихий крик, когда его язык проник глубже, проталкиваясь внутрь нее.
Антониетта вцепилась в его волосы, стиснув их в кулаках, удерживая его рядом с собой, подаваясь бедрами ему навстречу, слезы бежали по ее лицу. Их общая близость усиливала ее сексуальную потребность десятикратно. Она чувствовала его тяжелую полноту. Собирающееся давление, которое грозило разорвать его головку. Она чувствовала его собственническую натуру. Непримиримую решимость удержать ее рядом с собой, привязать навечно. Две половинки одного целого. Его голод к ней. Его потребность в ней. Его потребность обратить ее, полностью привести в свой мир.
Она попыталась удержать эту странную мысль, но ее тело разрывалось от порочного дикого оргазма, который уносил ее в другое измерение. Ее зрение пропало, как только он подхватил ее на руки и понес через комнату в спальню. Антониетта судорожно вздохнула, ее мускулы конвульсивно сжались, когда он вошел в нее.
Он заполнил ее полностью, погружаясь все глубже, его руки сжимали ее бедра, удерживая ее на месте, пока он неустанно и беспощадно подавался вперед, требуя, чтобы она приняла каждый его дюйм. Кожа к коже. Сердце к сердцу. Он брал ее тело и отдавал ей свое, словно одержимый. Страстно жаждая ее. Никогда не получая достаточно. Словно этого никогда не будет достаточно.
Антониетта не желала ослаблять свою хватку над его сознанием. Он был везде, в ней, вокруг нее, часть ее. Когда она была одна, то в своих самых диких мечтах с пальцами на клавишах пианино позволяла силе своей страсти изливаться из нее, рисуя в своем воображение именно такое единение между мужчиной и женщиной. Какая бы странная потребность не мучила ее тело весь вечер, все страдания стоили того, что она испытывала за время, проведенное в его руках.
Она прижималась к нему, крепко обнимая, когда он входил в нее глубоко и сильно. Антониетта хотела ощутить его глубже, там, где собиралось и росло огненное напряжение, пока она не вспыхнула огненной бурей, которую не в силах была контролировать.