Темнее ночь перед рассветом
Шрифт:
– Жирного спасай, горбун его покалечил.
Ночь сюрпризов
– Папочка! – В комнату Ковшова протиснулась детская курносая головка, и звонкий голосок Танюшки оповестил: – Это к нам дядечка Петечка притопал. Принимай, пожалуйста, гостя.
– Веди сюда, дочка, этого никудышного Петечку, я ему устрою заслуженную баню! – Данила оторвался от стола, заваленного бумагами.
– Не наказывай его, папочка! – залепетала девочка, опустив реснички; она остановилась в растерянности, держала за
– Этот коварный подхалим не может без подлизства, – грозно поднялся над столом Данила, которому было отчего расстраиваться: он только что пережил непростую встречу с внезапно возвратившейся с курорта женой, с трепетом ожидал теперь появления Дынина и Соломина, но дружки запаздывали, а вот Квашнин тут как тут, этот точен, хоть сверяй по нему часы, а ведь Илья уверял, что дружок в запое.
– Иди, дочка, к маме, – поцеловал Данила девочку. – Устали вы в дороге, пора отдыхать, а мы с Петечкой чаёк попьём.
– Ты не будешь ставить его в угол? – заглядывала отцу в глаза сердобольная заступница; дядечка Петечка был её закадычным дружком, и по этому поводу Ковшов иронизировал: «Умеет старый хрыч подбирать ключик к малым детям вместо молодых тёть».
– Упрятал, злодей, дитё, не дал послушать её рассказов о синем море, – заискивающе произнёс Квашнин, как только Данила, возвратившись, отвернулся к окну.
– Перегар валит, как ни крутись, старый лис! – ругнулся Ковшов.
– А что это Очаровашка прискакала? – Квашнин пытался «замести следы». – Вроде не обещала так рано? Случилось что?
– Говорить с тобой не хочу, мент несчастный, – не теплел Данила. – Смерть бойца – не повод напиваться до смерти и на работу не являться. Просить будешь, чтобы я за тебя генерала Сербицкого умолял?
– Виноват в смерти опера, вот и принял, но генерала просить за себя не собираюсь. – Квашнин заметно обиделся. – Лучше спроси меня: кого я тебе доставил?
– Да что тебя спрашивать, пьянь несчастная? У тебя ноги до колен в воде. Где Дынин?
– Я за ним приглядывать не приставлен, – огрызнулся Квашнин, снимая мокрые полуботинки. – Илья выполняет твои поручения. У меня своё дело. Кстати, Илья нам не понадобится.
– Это как?
– А так!
– Дынин звонил мне и высказал доводы, что убийства Фугасова и Шипучкина совершены одним лицом. – Не сдерживаясь, Ковшов нервно заходил по комнате. – А смерть банковского служащего вовсе не самоубийство. Но это только начало, слушай далее…
– Это уже не так важно, – перебил его приятель. – Я только что задержал преступника, имеющего прямое отношение к убийству Фугаса и моего Серёженьки…
– Повтори! Повтори, что ты сказал…
– Терпению моему нет предела! – Квашнин развернулся в коридор и возвратился назад, неся на плечах запутавшегося в тряпье и собственных одеждах неизвестного; не церемонясь, он сбросил его под ноги Ковшову:
– Поймал на месте преступления.
Данила попытался рассмотреть лицо незнакомца.
– Не обращай внимания, что притих, он жив, скотина,
– Зачем ко мне? – недоумевал Данила. – Почему не в дежурную часть?
– За кого бы там меня приняли в таком виде?!
– Не обознались бы.
– Времени у нас в обрез, а там разборки бы затеяли… сегодня в управе дежурит майор Катушкин. Станет звонить генералу, разбулгачит всех, одним словом… – поморщился полковник. – А заявись я с этим утопленником в любой райотдел, меня потом анекдотами замучают.
– А ты у нас такой стеснительный, – хмыкнул Данила.
– У этого гада в руках портфель какой-то.
– Раскрой.
Квашнин занялся портфелем, развернул находившийся в нём свёрток и, к удивлению обоих, выложил на стол револьвер странной фигурации.
– Ты не фокусник?.. – опустился на стул Данила. – Сознайся, знал заранее?
– Сроду не видел.
Ковшов осторожно указательными пальцами обеих рук поднёс оружие к глазам. Долго рассматривал и наконец произнёс неуверенно:
– Пушечка-то, кажись, не наша. Очень старого образца револьвер, если не коллекционный.
Незнакомец на полу застонал.
– Жив, бандюга, я же говорил… – пнул его ещё раз Квашнин.
– Перестань, это ж не футбольный мяч. Врача не вызвать?
– Обойдётся.
– Откуда же ты приволок это криминальное чудо? – начал злиться Ковшов. – Объясни толком. Явится на шум Очаровашка, что я объясню? А если придёт Соломин? Ведь я его приглашал сегодня… Опасаться мне его нечего, но как объяснить?
– Соломина не жди. У них генерал совещание закатил такое, что к утру конца не будет.
– Всё-то тебе известно… И на завтра в КГБ совещание большое, меня пригласили.
– Лучше послушай, как я эту сволочь заарканил.
– Что с тобой делать?.. Рассказывай.
– Понимаешь, Данила, – начал Квашнин, – после того, как они Сергея в том скверике завалили и в озерцо сбросили, меня словно кольнуло что-то – придут ещё раз. Зашкалило на этом, и всё! Засел в укромном месте и караулю. Дня не пожалел. И точно. Гляжу, к вечеру прибегает этот тип. Ветрище налетел, гроза вот-вот разверзнется, а он при зонтике и портфеле, под интеллигента, значит, закосил. Натягивает перчатки и начинает по дну, где Сергея нашли, шарить. Ну я дрожу весь, а сдерживаюсь, дожидаюсь, пусть найдёт то, что ищет. Тогда с поличным я его и возьму…
Незнакомец зашевелился на полу уже вполне осмысленно, попытался приподняться на руках, но они подкосились.
– Оживает наш мокрушник! – зло посмотрел на него Квашнин. – А ты беспокоился насчёт его здоровья.
– Не отвлекайся.
– Чуть не заорал он, когда свёрток со дна выгреб, тут я его и прихлопнул с вещественным доказательством. – Полковник схватил револьвер, ловко покрутил на пальце.
– Осторожней с неизвестным оружием, ковбой, – отобрал у него револьвер Данила. – Предохранителя не видать. Бабахнет, греха не оберёшься.