Темное дело (сборник)
Шрифт:
А вы бы вспомнили про какие-то там инструкции, когда к вам в помещение врывается ваш куратор, начинает стулом крушить «телеглаза» — можно сказать, «око государево»! — роняет пистолет, а затем, обернувшись, кричит, обращаясь, естественно, к вам, диким голосом:
— Бежим!
Что прикажете делать в подобной ситуации?
Мысли пронеслись в голове Бориса Николаевича «газмановскими скакунами», но, честно говоря, от этого «пробега» яснее не стало, не в обиду Олегу (т. е. Газманову) будет сказано.
Переворот? Бедняга Президент изловлен народом и висит вверх ногами над Красной площадью? А что, очень похоже на народ-богоносец. Как там у классика — «сбросили
Нет, чепуха. Кто бы ни пришел к власти, глумиться над предыдущими правителями не станет. Себе же дороже. Во-первых, дурной пример подавать народу нельзя. Он же, народ, как ребенок малый — ну, никакого разумения. Покажешь ему, как с правителем расправились, а пройдет срок — он тебя точно так же и того… Во-вторых, хлопотное это дело — ловить по стране Президента. В памятном девяносто третьем два дня раскачивались, а и то, кроме пустого здания на Новом Арбате ничего другого толком взять и не сумели. Да и не будет сидеть и дожидаться врагов наш Президент. Не дурак же он, в конце концов. И если что случится — исчезнет одним из первых. Если, конечно, как знаменитый (уточним — печально знаменитый) Сальвадор Альенде, не возьмет в свои могучие руки простой автомат умельца Калашникова — простой, надежный, самый лучший и прочие эпитеты! — и не начнет из него строчить во все стороны. В конце, конечно же, если не пристрелят сгоряча беднягу, встанет в полный рост и грянет знаменитое чапаевское «Врешь, не возьмешь!» И будет бить по головам супостатов этим самым автоматом — наверное, весьма ловко, ибо рука уже давно привыкла к теннисной ракетке.
Усмехнулся Борис Николаевич, представив себе подобную фантастику — хотя, почему обязательно «фантастику»? — усмехнулся и хотел было уже дальше поразмышлять в этом, как говорится, направлении, но ему помешали…
— Ты что стоишь?! — бешено заорал на Бориса Николаевича запыхавшийся от неравной борьбы с «телеглазами» Кучеряев. — Беги, дура!..
— А? Чего? — встрепенулся Борис Николаевич, и тут на него обрушился такой трехэтажный (четырех-, пяти-, девяти-, кто больше?!) мат, что он, позабыв обо всем на свете, бросился следом за своим куратором, думая в эти мгновения лишь о том, что до этого ни разу в жизни (!) не слышал от скромного и вежливого Андрея Васильевича ни одного ругательного слова.
Действительно, был за Андреем Васильевичем такой грешок, был, чего уж скрывать!
Не то что мат, даже известный — известнейший! — русский артикль «бля» никогда не срывался с его уст, хотя, казалось бы, произнеси без этого самого «бля» фразу, то и не фраза получится, а просто-напросто какой-то конфуз или еще того хуже — пресный европейский «пардон!»
Но вот ведь странная штука, как-то же умудрялся жить Андрей Васильевич Кучеряев, и звезды регулярно «падали» на его погоны, увеличивалось количество просветов, и даже был он в банях или на каких-нибудь шашлыках душой всей честной компании. Ложь, скажете вы. Вовсе нет!
А все это происходило от того, что Андрей Васильевич замечательно пел. И как пел!..
Соберутся, бывало, чекисты свой особый чекистский сабантуй — отдыхать после ратных государственных дел и делишек. Водка, естественно, приятный разговор, девчонки визжат по кустам. Все как полагается, все чин-чинарем. Но… Как бы это сказать получше? Одним словом, хочется душе праздника, как совершенно справедливо отметил когда-то известный писатель. А какой же праздник без песни? Эго как водка без селедки. Вот и поют.
И главный в этом деле — Андрей свет Васильевич. Так сказать, запевала.
Все что хочешь мог спеть Андрей Васильевич Кучеряев, все что душа пожелает!
И романсы, и застольные, и арии оперные, и частушки похабные, и все-все-все… И если небезызвестного господина Козлова называли «человек-оркестр», что, безусловно, справедливо, так как вышеупомянутый Козлов мог один (!) спародировать целый оркестр, то Андрея Васильевича за глаза именовали «Человек-Государственная консерватория им. П. И. Чайковского да еще и хор им. Пятницкого в придачу».
Любые — даже самые, казалось, сложные! — трели были подвластны скромному на вид Кучеряеву, и так он их здорово выводил, так расписывал, с таким азартом и душою, что однажды сам начальник Главного управления охраны Бориса Николаевича (но не нашего Бориса Николаевича, а того самого Бориса Николаевича, который для всех Борис Николаевич) не выдержал. Прослезился. Похлюпал принародно носом. И даже хлопнул счастливого Кучеряева по широкой, как каток, спине:
— Уважаю!
Затем — после паузы — значительно, для всех:
— Растрогал ты меня, подлец, по-настоящему растрогал. Молодец ты, сукин сын! И, честное слово бывшего коммуниста, был бы я царем, то непременно бы сказал тебе — проси, чего желаешь, все исполню, подлец ты расподлец, этакий! — В этом самом месте начальник вдруг хитро замолчал, быстро пробежался по присутствующим своими колючими глазками и вполне невинно закончил: — Но не царь я, к сожалению! Ни мордой не вышел, ни фамилией не удался… — На лицах присутствующих — ни улыбочки, ни усмешки, все внимательны, кивают как заведенные. — Да и ладно… В простых-то оно как-то спокойнее, как-то приличнее, что ли… Хе-хе!..
Захмелевший не ко времени музыкант нечаянно дотронулся до клавиш синтезатора, и резкий звук заставил государственных мужей вздрогнуть и обернуться.
— А что! — вдруг воскликнул начальник. — Почему бы нам не спеть вместе?! Я подтяну, ей-богу, подтяну, ну как же такому молодцу и не подтянуть!..
По его взмаху руки вновь ожила музыка. Андрей Васильевич расправил плечи, поглубже вдохнул, и понеслась над притихшим вечерним Подмосковьем знаменитая строчка:
«Ox-да, моро-оз, моро-о-о-з, Не-е моро-озь, меня-а-а-а…»Начальник выждал паузу, вступил вторым голосом, словом, «подтянул», как и обещал. И неплохо, надо отметить, подтянул…
С того самого памятного вечера и понеслась карьера Андрея Васильевича Кучеряева семимильными шагами. Да как понеслась!
Его бывшие сослуживцы и глазом моргнуть не успели, как Кучеряева перевели в спецотдел и присвоили очередное звание. За что, спросите вы? Ну как же! Побед на невидимом фронте всегда хватало. Смотря, что считать победами…
Прошло еще немного времени: и вновь — повышение, и вновь очередной спецотдел. А затем еще. И еще. И еще… Весьма скоро стало ясно — а в первую очередь самому Андрею Васильевичу! — что при таких космических скоростях карьеры, везучему Кучеряеву не хватит никаких спецотделов и никаких званий. Ну, со спецотделами он, скажем, погорячился — хватит, еще как хватит! — а со званиями нет, тут, к сожалению, все ограничено. Наверное, оно и к лучшему, ибо права поговорка — чем выше лезешь, тем больнее падать. Вот Андрей Васильевич и остановился. И едва он только перевел дух, как на него свалилось вот это самое задание. «Дело» Бориса Николаевича.