Темное дело (сборник)

Ямалеев Рамиль Кимович

— И когда! — Было видно, что Огромный любит, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Пока они разговаривали, Борис Николаевич быстро и незаметно осмотрелся. Помещение чем-то напоминало медицинский кабинет — очень похожий на тот, в котором когда-то начиналась его карьера двойника. Хотя, кто сказал, что карьера закончилась? Ну и что из того, что убили Андрея Васильевича. В конце концов, это внутреннее дело органов. Чекисты всегда друг дружку убивали и преуспели в этом деле изрядно…

Подумав об этом, Борис

Николаевич невольно слабо улыбнулся.

Заметив улыбку. Огромный оборвал этот странный обмен репликами.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он у Бориса Николаевича. — Голова не болит?..

— Вроде нет.

— Не тошнит? — поинтересовался он. — Руками и ногами можете двигать? Ну-ка попробуйте. Так… Хорошо! Очень хорошо. А теперь другой рукой…

— Хватит, хватит! — остановил его Бульдог. — И так видно, что наш дорогой Борис Николаевич в полном порядке. — В его тоне просквозило едва заметное презрение. — Ничего такого с ним не сделалось. И с ума он не сошел!..

Стоявший у двери неожиданно закашлялся. Бульдог и Огромный посмотрели на него. Нехорошо посмотрели, со значением.

— А где… — начал Борис Николаевич, но его грубо оборвали:

— Борис Николаевич! — почти хором сказали Бульдог и Огромный. — А вот этого не надо. Давайте, все вопросы мы оставим на потом. Договорились?.. У нас еще будет достаточное количество времени, чтобы обо всем поговорить.

— Я только хотел узнать…

— И узнавать сейчас ничего не надо! Абсолютно ничего. Главное — мы видим, что вы живы и здоровы, что с вами ничего не случилось, что вы снова можете приступать к своим обязанностям.

— К чему? — спросил Борис Николаевич, услышав про какие-то свои обязанности.

Огромный удивленно приподнял бровь. Посмотрел на Бульдога. Тот усмехнулся. Неожиданно достал зеркало и стал причесывать свои непослушные волосы. Третий — застывший у дверей — хранил молчание, словно все это его не касалось.

— К чему? — чуть громче переспросил Борис Николаевич.

— А вот кричать не надо.

— Я не кричу…

— И не надо, — с нажимом в голосе сказал Бульдог. — Вы что же это, забыли кто вы такой, а, Борис Николаевич?

— Я?

— Вы.

— В каком смысле?

— В прямом. В переносном. Во всех остальных, — терпеливо пояснил Бульдог.

— Я вас не понимаю…

— Вы не хотите понимать, — вмешался Огромный.

— Почему? Я хочу, но… — Борис Николаевич беспомощно развел руками. — Честное слово, товарищи…

— Мы — не товарищи, — улыбнулся Бульдог, он кончил причесываться и спрятал расческу в карман. — Ну, какие мы вам товарищи, Борис Николаевич!

— Действительно, — буркнул Борис Николаевич.

— Итак, вы забыли, кто вы такой, — напомнил Огромный. — А, Борис Николаевич? Мы вам напомним… Возникла пауза.

— Ну? — не выдержал Борис Николаевич.

— Вы — Борис Николаевич, — сказал

наконец Огромный.

— Да. И что?

— Нет, вы не поняли. Вы — Борис Николаевич, — еще раз со значением повторил Огромный. — Бо-рис Ни-ко-ла-е-вич?..

— Тот самый, — пояснил Бульдог.

Борис Николаевич непонимающе смотрел на них.

— Ну и что? — очень тихо спросил он. — Что из того, что я — Борис Николаевич? Пусть даже тот Борис Николаевич… — он вдруг запнулся, до него, наконец, дошло, что имеют в виду эти люди.

— Дошло! — радостно сказал Огромный. — Ну, Борис Николаевич, ну удивили!..

— До него, как до жирафа! — подхватил Бульдог.

— Так… Значит, я остаюсь Борисом Николаевичем. Вы это хотите сказать? — осторожно уточнил Борис Николаевич.

— Да. Вы. Им. Остаетесь, — раздельно произнес Бульдог.

— Но почему тогда все это?.. — Борис Николаевич растерянно показал руками вокруг себя. — Я не понимаю…

— А вам и не нужно понимать, — остановил его Огромный. — Со временем вам все объяснят. И вы все поймете.

Борис Николаевич послушно кивнул. Ну что он, в самом деле. Маленький человек среди сильных мира сего. Стоит ли вникать во все эти тайны и загадки? Ведь здоровье и душевное спокойствие всегда находились в обратной зависимости от количества полученных знаний, в том смысле, что чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Особенно, когда живешь в компании людей из органов…

Борис Николаевич вздохнул, всем своим видом показывая, что смирился с судьбой и что теперь готов повиноваться каждому слову своих новых знакомых.

Зимняя ночь выкрасила окна черной тушью. Уже давно перестали грохотать невидимые трамваи — они проходили где-то совсем рядом, на соседней улице, но Борис Николаевич их никогда не видел, так как его дом (Господи, какой дом?! каземат, тюрьма, застенки!..) находился во дворе.

Борис Николаевич мерял шагами просторную комнату, надеясь довести себя до той степени усталости, после которой хочется лишь одного — лечь в кровать и забыться бездумным сном. Вот уже несколько вечеров подряд он засыпал подобным способом. Накопленная психологическая усталость давала о себе знать. А ведь почти год назад он уже искренне думал, что для него все закончилось. Господи, каким же наивным человеком он был!..

Странно, но этот последний год прошел почти так же, как и предыдущие три с половиной. Как одно большое (или сплошное) ожидание. Ожидание чего? Кто же это знает! У Бориса Николаевича сложилось твердое убеждение, что этого не знает никто. Никто!

— Этого не может быть, — твердил он себе, пытаясь найти хоть какой-то смысл во всем том, что происходило с Ним в течение последних лет.

Смысла не было. Ну, не было, хоть убей!

И убьют, вдруг подумал он. Убьют, ведь, и фамилии не спросят…