Темное дело (сборник)
Шрифт:
Наконец она закончила и торжествующе посмотрела на меня, как бы проверяя, не хватила ли меня еще кондрашка. Я мужественно выдержал ее взгляд, перевел глаза на фальшивого официанта и ласково ему сказал:
— Вы слышали даму? Я полностью надеюсь на ее вкус. Поэтому мне — то же самое, что и ей.
Честное слово, он чуть не поперхнулся. А Рябинина, та точно закашляла. Обеспокоено глядя на нее, я поинтересовался с тревогой в голосе:
— С тобой все в порядке?
Она откашлялась и кивнула головой:
— Ты просто великолепен, Лапшин, — признала
Я самодовольно ухмыльнулся.
— Но ты же говорила, что проблем с этим может и не быть, — напомнил я ей ее признание.
— Это когда речь шла о твоей прихожей, — ответила она. — А я хочу тебя прямо сейчас.
Озадаченный, я помолчал и почесал в затылке.
— Даже и не знаю, что тебе сказать, — признался я. — Боюсь, что это было бы немыслимо, одень ты хоть мини-юбку. Я имею в виду, здесь и сейчас.
— Эх! — вздохнула она. — Удивительная способность испортить все на свете! Я уже почти холодна.
— Ничего, — загадочно улыбнулся я. — Если правда, что некоторые мои поступки тебя возбуждают, нам предстоит горячая ночка.
— Ты уверен? — спросила она.
— Вполне.
Тут она обратила внимание, что официант так и стоит перед нами, с интересом вслушиваясь в наш разговор.
— Вам что-нибудь не ясно? — резко спросила она у него. — Насчет заказа?
Он спохватился.
— Ох! — сказал он. — Уже иду. Извините!
И бочком попятился от нашего столика. Ошеломлен он был изрядно.
— Ты великолепна! — сказал я Рябининой.
— На себя посмотри, — откликнулась она.
3
Шампанское, которое заказала Рябинина, было ценой двести пятьдесят долларов за бутылку. Вообще-то я ничего, кроме водки, не пью, но тут был случай особенный. Покажите мне человека, который отказался бы от шампанского за такую цену. Вот и я о том же.
— За тебя, — поднял я бокал.
— Давай, — словно нехотя согласилась Рябинина.
Мы пригубили по глотку и не спеша принялись за экзотические блюда.
— Что-то с тобой в последнее время творится непонятное, — обсасывая устрицу, в упор смотрела на меня Юлия. — Ты, случайно, не продался западным средствам массовой информации, а, Лапшин?
— А что такое?
Она пожала плечами.
— Достаточно сложить два и два, чтобы получить более менее явную картину. Сначала ты мне показываешь страшно горячий материал, и почти тут же — приглашаешь в ресторан, который славится тем, что здесь не только самые высокие цены, но и тем, что даже попасть сюда сложно. А тебя встречают, как, по меньшей мере, депутата. Еще вчера это было немыслимо. В Думу, насколько мне известно, тебя еще не избрали. Повышение тоже тебе не светит. Что остается? Только одно: ты продал свою душу или дьяволу, или Запалу. Вот, собственно, и все.
Построено было логично. Это она всегда умела — разложить все по полочкам.
Конечно, меня могло беспокоить то, что она, признавая факт моего
— Добрый вечер, — раздался внезапно рядом с нами странно знакомый вкрадчивый голос.
Я поднял голову.
— О! — сказал я. — Познакомься, милая. Это Шавкат, знаменитый на всю Москву экстрасенс.
— Очень приятно, — улыбнулась Юлия.
— Юлия Рябинина, журналист, — представил я Шавкату Юлию.
Он как-то по особенному, по-восточному, нагнулся, демонстрируя кошачью грацию, и поцеловал Рябининой руку.
— Что это вы делаете? — не понял я.
Речь шла вовсе не о поцелуе, это я как-нибудь пойму. Дело в том, что другой рукой, загородив ее собственным телом, он выделывал какие-то непонятные пассы.
Он выпрямился и объяснил:
— Это специальные упражнения. Помогают мне собраться, усиливают мою энергетику.
Я подозревал, что он шарлатан, но почему он нас-то принимает за идиотов?
— Очень приятно познакомиться, госпожа Рябинина, — продолжал тем временем он. А потом, повернувшись ко мне, спросил: — Григорий Иванович, вы не забыли о моей просьбе?
— Нет, конечно, — ответил я. — Через несколько дней, думаю, ваша просьба будет удовлетворена.
— Спасибо, Григорий Иванович, — улыбнулся он, поклонился и отошел к своему столику.
Рябинина внимательно смотрела на меня.
— Что с тобой? — спросила она. — На тебе лица нет.
Я никак не мог проглотить ком, который застрял у меня в горле. Он неспроста подошел, этот восточный красавец. Мне ясно дают понять, что я не только разгадан, вычислен со своей дурацкой придумкой об этом ужине, но что я еще и редкостное говно, и очень мало в этой жизни значу, хотя и вообразил о себе Бог знает что. Они понимали, что я не дурак и смогу понять, что этот экстрасенс своим подходом к нашему с Юлией столику прозрачно намекнул, что за нами наблюдают не только неумелые официанты, но и весьма достойные шпионы.
— Ничего, — выдохнул я. — Сейчас пройдет.
Но они сделали другую ошибку, которая, впрочем, мало что могла означать при таком раскладе. Это даже не было ошибкой, это могла быть демонстрация силы: мол, нам уже все равно, догадаешься ты или нет, теперь это не имеет значения, ты просто должен делать то, что от тебя требуется, а если заартачишься или начнешь делать неправильные движения, то можешь убедиться в том, насколько слаб ты и насколько сильны мы…
Но ошибка все-таки была. И заключалась она в том, что, во-первых, они забыли, что я журналист и, кажется, неплохой, а во-вторых, они не знают, что когда меня припирают к стенке, я становлюсь злой и опасный для всех, пусть это даже будет самая сильная служба в мире.