Темное дело (сборник)
Шрифт:
— Да.
— Это Лапшин.
— Да.
Действительно, робот. Мне вдруг захотелось, чтобы он сказал «нет», и поэтому я спросил:
— А может быть, я ошибся?
— Да.
Это не робот. Это стоик. А он тем временем продолжал, обнаруживая человеческие черты.
— Вы ошиблись, Лапшин, когда попытались играть с нами, — сказал он. — Теперь вам придется сильно постараться, чтобы снова заслужить наше доверие.
— Уверяю вас, Иван Альбертович, я и не думал ни о каких играх с вами, — запротестовал я. —
— Вы соображаете, что говорите? — бесстрастно спросил меня Васильев. — Вы понимаете, что берете на себя разработку операции? У вас что, есть полномочия решать за органы?!
— У меня есть полномочия думать, — разозлился я. — Послушайте, Иван Альбертович, если вы не перестанете угрожать, мне это когда-нибудь надоест. И тогда за последствия я не отвечаю.
— Что?! — в голосе робота послышался намек на изумление.
— Один раз вы меня напугали, — признал я очевидный факт. — Но больше у вас этот номер не пройдет. Вы будете слушать меня или нет?
Мое перерождение он переваривал всего несколько мгновений.
— Говорите, — сказал он после паузы.
— Слава Богу, — вздохнул я. — Обещаю вам, что негативы вы получите в самом ближайшем будущем.
— А Лейкин? — быстро спросил он.
— Вот-вот, — сказал я. — Вам только дай волю. Именно поэтому я и оторвался от ваших соглядатаев. Они бы тут же схватили и потащили его. И вы бы никогда не увидели свои негативы.
— Да он бы их нам в зубах принес! — не выдержал Иван Альбертович.
Я давно научился угадывать целое по его части, порой даже по незначительной его детали. Может, это излишне самоуверенно звучит, но я привык думать, что не ошибаюсь. Даже мой шеф-предатель признает это, читая те опусы, которые я кладу ему на стол пару раз в неделю. Мне многое стало понятно в этом Иване Альбертовиче по одной его этой последней фразе. Хотя, если честно, то это не такое уж открытие. Почти всеми этими людьми движет жажда власти, причем не открытой, как, скажем, у политиков, не скрывающих своих амбиций, а тайной власти, которая может быть и не зрима, но намного реальнее.
— Не принес бы, — отрезал я. — Он понимает, что негативы — единственное, что может спасти его шкуру.
— В этом есть резон, — пробормотал Васильев себе под нос, но я его услышал.
— Поэтому в зубах он вам ничего приносить не будет, — заверил я его. — И поэтому я вам сейчас нужнее самого лучшего вашего оперативника. Понятно?
Нет, оперативники, кажется, в уголовном розыске, а у них… Черт, да не хочу я ломать себе голову, пусть они сами себе ломают.
Я не слышал, что ответил Васильев, да и по большому счету мне было на это наплевать. Сейчас их ждет кое-что, от чего они себе волосы на заднице порвут от злости. Впрочем, это их проблемы.
— Короче, — сказал я. — Мне нужен оплаченный
— Где? — переспросил меня Васильев.
— В «Балчуге», — повторил я. — Это один из самых шикарных ресторанов Москвы.
— Ужин на двоих, вы сказали? — он, видимо, лихорадочно соображал, как ему поступить. Но я был готов ко всему.
— Совершенно верно, — сказал я. — Но не исключено, что во время ужина подойдет третий. Тогда контора оплачивает всех троих.
Он снова замолчал. А потом осторожно спросил:
— Зачем все это нужно?
— Вы хотите получить свои негативы? — без всяких спросил я его.
— Кто будет с вами?
— Юлия Рябинина, — вздохнул я с облегчением. Ужин, если я понял правильно, состоится.
— А третий?
— Я не уверен, что он появится, — безличностно ответил я. — Но можете быть уверены, что после ужина вы получите свои негативы. Сто процентов.
Он снова замолчал. Теперь уже надолго. Я даже снова забеспокоился.
— Эй, — позвал я его. — Вы здесь?
— Да, — сказал он. — Хорошо, Лапшин. Будет вам ужин. Но имейте в виду, что если вы снова намереваетесь играть с нами в свои игры…
— Вот что, молодой человек, — довольно бесцеремонно перебил я его, и почувствовал кожей, как ошеломленно он заткнулся. — Здесь вам уже давно не тут. Перестаньте меня запугивать. Я Григорий Лапшин, а не фарцовщик. Меня даже на Западе читают. Нечего мне тут устраивать тридцать седьмой год, я уже вас не боюсь. А о государственных интересах я вообще могу прочитать популярную лекцию всему вашему личному составу. Так что делайте, что вам говорят, и помните, что не одна ваша контора числит себя в патриотах России. Думаю, что изложил я все предельно ясно.
Я просто восхищался самим собой. Так их, Лапшин, так, припечатывай их с размаха, ишь, возомнили о себе, жми их, дави, не раздумывай, мсти за минутную слабость там, в гостинице «Москва», пусть не думают, что имеют дело с юнцом безусым, пусть знают, с кем имеют дело, пусть призадумаются, суки, пусть…
Переполняясь к самому себе глубочайшим отвращением, я со всего размаха бросил телефонную трубку на рычаг.
И медленно стал приходить в себя.
2
Сказать, что Рябинина была удивлена, значит ничего не сказать. Она была удивлена приятно. Она была приятно шокирована.
— Ты что, получил наследство? — спросила она после того, как узнала, какой вечер и, главное — где, предстоит нам сегодня.
— Что-то в этом роде, — таинственно осветил я.
— Что мне надеть?
— Что хочешь, — посоветовал я. — Но после всего мы поедем ко мне, и подозреваю, что раздевать я тебя начну прямо с порога. Так что имей в виду.
— Спасибо, что предупредил, — сказала она и положила трубку.