Тёмные дни

Михайлова Екатерина

Лица, на которых застыло одно и то же выражение: сдержанная печаль и жалость, — не к Корту, — к ней — сменяли одно другое. Одинаковые слова — сожаления ли, поддержки — слились для Леды в непрерывный, ничего не значащий шум.

От мельтешения одинаковых лиц и слов у неё разболелась голова. Леде казалось, что это длится вечность. Должно быть, так и было. Она дико устала, ведь провела на ногах всю ночь, и ничего не хотела больше, чем остаться с Кортом наедине.

Потому, увидев среди однообразных выражений живую эмоцию боли на лице Юты, почувствовала к девушке нежность и благодарность. Хотя Леда

и осознавала причину этой боли, ведь для неё не была секретом влюблённость Юты в её мужа. И всё же сейчас она ощущала к девушке скорее жалость, чем что-либо иное.

Именно поэтому она направилась к Юте, которая с широко раскрытыми глазами смотрела по сторонам, как будто не знала, что ей делать дальше.

— Леда, что случилось? — Увидев её, Юта всем телом подалась вперёд. В её глазах была паника. Казалось, Юта плохо понимала, где она и что происходит.

— Корт ранен, — через силу выдавила Леда улыбку.

Она аккуратно взяла Юту за локоть и повела от двери. Юта шла покорно, как коза на верёвке. Все её чувства были обращены к Леде, которая в этот момент казалась ей чуть ли не вершительницей её судьбы. Леда отвела Юту в сторонку и заговорила быстрым шёпотом, хотя в этом не было никакой необходимости, ведь подробности случившегося были и так всем известны.

— Вчера ночью, когда Корт возвращался домой, на него напали трое вооружённых людей. Его сильно ранили. Корт потерял много крови, прежде чем его нашли. Похоже, внутренние органы повреждены. — Нижняя губа Леды на секунду дрогнула, но тут же её лицо снова разгладилось. — С самого утра он то приходит в себя, то теряет сознание. — Леда поколебалась. — Но ты можешь его увидеть. Думаю, он хотел бы этого.

И решительным покровительственным шагом направилась к спальне, вход в которую был закрыт ещё одним, более лёгким пологом.

Сквозь полупрозрачную ткань Юта видела широкую низкую кровать и тело, неподвижно лежащее на ней. Леда провела её за занавесь и оставила одну.

В комнате стоял резкий запах лекарственных снадобий. Приступок возле кровати был заставлен мисками и чашами с разноцветными мазями и настоями. На углу лежал бинт из широкого отреза серой ткани. Размотавшимся концом он доставал до пола.

Только рассмотрев комнату во всех деталях, как будто там было что-то очень важное, Юта посмотрела на Корта. Он выглядел так, будто спал. Только загорелая кожа как-то посерела, а черты лица заострились. Под глазами залегли глубокие чёрные тени, а кожа вокруг рта, наоборот, была очень бледной.

Мужчина был до груди укрыт одеялом, так что Юта не видела раны. Руки Корта неподвижно и как-то безжизненно лежали вдоль тела. На лбу выступили капли пота. Юта встала на колени возле кровати, взяла мокрую тряпку, лежавшую в тазу с водой, и стала обтирать лоб и щёки Корта.

Непрошенные слёзы брызнули из глаз. Юта прижалась лбом к руке Корта и судорожно всхлипывала, подавляя рвущиеся из груди рыдания. Она взяла его руку своей маленькой ладошкой и стала гладить, бормоча и приговаривая что-то. Смотреть Корту в лицо не было сил.

Вдруг его рука вздрогнула. От неожиданности перестав реветь, Юта посмотрела на Корта. Его лицо исказилось от усилия, и отяжелевшие веки бесконечно медленно поднялись. Не сразу, но Корту удалось сфокусировать взгляд на Юте.

У него не было сил сказать что-то, но всё же взглядом он объяснялся с ней. Его глаза говорили то же, что Корт шептал, когда они были под завалами Зала Свитков. Юта слышала эти слова так отчётливо, словно мужчина произносил их вслух. Корт говорил ей:

— Не бойся. Всё будет хорошо.

Юта не помнила, кто и как вывел её наружу. А также, — как она дошла до дома. Она знала, что остаться с Кортом было невозможно. Неизвестно как оказавшись в своей спальне, Юта упала на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала. Ей казалось, что у неё вырвали сердце, оставив ей только кусочек. И этот кровоточащий обрубок бесконечно болел и саднил в груди. А остальная, большая часть, осталась в той комнате с Кортом.

***

Юта сидела в своей комнате, глядя на стену напротив. Со времени ранения Корта прошло три дня. И все эти дни она сидела на кровати, глядя на стену напротив. Она просто больше ничего не могла делать. Не могла ничем помочь.

Каждый день Юта приходила к Корту. Ровно один раз в день. Чаще — казалось неприличным. А потом возвращалась домой и садилась на кровать. Она просто ждала, когда сможет в следующий раз увидеть Корта.

Вчера и позавчера приходил Гвирн. Он говорил с ней. Гвирн убеждал Юту, что очень сожалеет о случившемся и что не имеет к этому никакого отношения. Юта верила ему. Но в конечном счёте это не имело никакого значения.

Каждый день Юта приходила в дом к Корту, и каждый день не было утешительных новостей. На третий день Леда сказала: внутреннее кровотечение остановилось. Юта почувствовала, словно вздохнула первый раз за прошедшие семьдесят два часа. Но отчего-то Леда не улыбалась.

— В чём дело? Это ведь хорошие новости? — сквозь нарастающую тревогу спросила Юта.

Она хотела улыбнуться, но вместо улыбки на губах появилась гримаса страха. Какое-то время Леда молчала, будто набиралась сил. Будто её язык отказывался говорить то, что она должна была сказать. Наконец девушка произнесла дрогнувшим голосом:

— Рана загноилась. Ему становится хуже.

Юта просто хотела бы знать, что может сделать что-то для Корта. Отправиться в пустыню искать чудодейственные травы. Или в Вечный Город за лекарствами. Или отдать свою жизнь взамен его. Но Юта понимала, что волшебных трав не существует, дойти до города и обратно она не успеет, а её жалкая жизнь ничего не стоит и никому не нужна.

Хотя, кажется, раньше атлурги приносили богам человеческие жертвы? Юта не была уверена, но, вроде бы, когда-то слышала о таком. Она могла бы принести себя в жертву. Если бы только у неё была надежда, что это даст Корту хоть один крохотный шанс.

Юта знала, что атлургам проще справляться с такими вещами — с болезнями и смертью близких. Потому что у них были их боги. Но у неё не было никого. Только он.

Хотя недавно Юта тоже стала атлургом, но по-прежнему не чувствовала себя частью народа. В отличие от Корта. Он считал себя атлургом. И был им. Когда-то давно, в другой жизни, на бесконечно далёком, ослепительно ярком плато, Корт рассказывал Юте о своей вере.