Темные изумрудные волны
Шрифт:
Выждав паузу, Рашид добавил:
– Я был на месте преступления и видел, как Еремеев крутился возле «Мерседеса». И оперативники тоже заметили. Надо было обшмонать его, поздно спохватились. Нет никаких сомнений, что члены банды связаны с организаторами убийства Кондаурова. Просто так паленые пистолеты не продают разным лопухам типа Мкртчана.
Затем он раскрыл папку на нужном месте и передал Давиденко.
– Посмотрите.
Иосиф Григорьевич присвистнул:
– Надо же! Вот так адвокат. Ад…вокат…
– Не верю, что Еремеев не знал, что за встреча у Кондаурова. И человек, ехавший с ними в машине, четвертый пассажир.
И он, наблюдая за тем, как Давиденко изучает содержимое папки, еще раз проговорил все свои сомнения по поводу Еремеева и в заключение сказал, что обязательно побеседует еще раз с Глуховым по поводу пистолета. Возможно, те члены банды, что сейчас скрываются, смогут больше рассказать. Остается только уповать на то, что их быстро поймают. Больше нет возможностей как-либо пролить свет на это темное дело.
– И еще раз Еремеев. Каким-то непостижимым образом он каждый раз выкручивается. Непредсказуемый, как рубль, такие вещи вытворяет.
– От этого только смерть помогает, – спокойно произнес Иосиф Григорьевич.
Глава 19
Прозрачные волны, непрерывно набегавшие на извилистый берег, стелились там пенистой бахромой. Небо было безоблачно, море – безмятежно. Андрей и Катя, взявшись за руки, медленно шли вдоль берега; между этими двумя воплощениями бесконечности, двумя бескрайними синими просторами – один поверх другого. Казалось, что чувства их невольно сплетаются и сами уносятся в беспредельную синеву, как зачастую дети берутся за руки и пускаются бежать, сами не зная, куда.
– Посмотри, Андрюша: эти камни, они гладкие от бесчисленных ударов волн, но внутри сохраняют свою структуру. Немногие люди могут оставаться людьми под ударами судьбы. Я рада, что нашла тебя таким же, каким знала. И снова, как тогда, мне стало неинтересно все, что не связано с тобой.
– У меня замедленное, и своеобразное восприятие действительности. Часто я начинаю переживать события и осмысливать их через некоторое время после того, как они произошли. При этом понимаю, что действовал так, как нужно. А во время самого события я не чувствую себя участником, действую, как сомнамбул.
– А я медленно соображаю, но действую быстро и осмысленно.
– Как же твой приезд в Волгоград? – спросил Андрей.
– Мой приезд, поражающий своей спонтанностью… у меня даже потерялся дар речи… значит, он был обдуман заранее. Семь лет, это что, мало для обдумывания спонтанного поступка?
– Мне кажется, Катюш, тебя сковывает какое-то внутреннее напряжение. Взгляд какой-то тяжёлый. В этом мы с тобой похожи.
– Я хочу быть другой, более живой и непосредственной. Иногда у меня это получается. Но в такие моменты мне кажется, что теряю частицу себя. Как это объяснить… Чувствую, что я – это не я. Куда-то улетает муза, ничего не могу написать. А когда я, по своему обыкновению, мрачная, злобно-тоскливая, то у меня все хорошо получается. Строка сама ложится на бумагу за строкой.
– Легкость в мыслях необыкновенная!
Она засмеялась:
– Нет, Андрюша, я сама пишу свои стихи.
Набежавшая волна обдала их брызгами, они оказались по щиколотку в воде. Вода закружила мелкие камушки, зашипела, и схлынула, оставив мокрое пятно на камнях.
– Как здорово! –
Посмотрев на него, спросила:
– Ты у меня голодный?
– Да.
– Ненасытный ты… обжора!
Выбравшись с пляжа, они пошли по дороге, тянущейся вдоль моря. По другую сторону были ограды частных домов. Андрей присматривался к ним, прикидывая, какой бы коттедж он себе построил, если бы сейчас у него была такая возможность. Он заметил, что многие дома здесь имеют как бы незаполненный первый этаж, и там находится открытая веранда. В России наоборот: веранда выносится за дом, она существует, как пристройка, и она всегда закрытая.
– Тут никогда не было Советской власти, – сказала Катя. – Люди здесь привыкли жить хорошо.
За оградой показалось строение с табличкой «Дом отдыха «Литературная Газета».
– Посмотри, как отдыхают литераторы. Опять же, тут неподалеку дача поэта Евгения Евтушенко. Когда ты будешь знаменитой, у тебя тоже будет дом на побережье.
– И нам не придется вышагивать по три километра, чтобы дойти до моря.
Ему нравилось, когда она так говорила – «мы сделаем», «у нас будет», имея в виду отдаленное будущее, в котором они существуют как одно целое – «мы».
Он остановился, чтобы получше рассмотреть приглянувшийся дом. Потом повернулся к Кате. В тот день на ней был коротенький топик, джинсовые шорты, и открытые туфли без задников, кожаные салатные ремешки которых украшали крупные темно-зеленые камушки. Она была хороша, овеянная тем легким воздухом, что ласкает прекрасные формы и питает возвышенные мысли. Андрей охватил взглядом её изящную грудь, немного полные бедра, смелый изгиб стана. Левой рукой она держала пляжную сумочку, а правой играла букетиком фиалок.
Чуть отступив назад, Андрей взглянул на её ноги. Он испытывал особое пристрастие к красивым ногам, любил их до безумия. Ноги представлялись ему столь же выразительными, как и лицо, имели в его глазах свой характер. Катины ножки восхищали его. В их наготе ему чудилось подлинное сладострастие. Все нравилось ему – чуть полноватые бедра, изящные голени, тонкие щиколотки.
Она посмотрела вдаль, мимо домов, мимо стройных рядов эвкалиптов, вытянувшихся вдоль дороги, и прочитала стихотворение.
Затаились в глазах мои чувства бездонные,Убыстряя задетого сердца стук.И душа моя, только тобой покоренная,Потихоньку сгорает от этих мук.Он был почти поражен звуками её глубокого, грудного голоса. Её голос изумил его, будто он никогда раньше его не слышал.
Они медленно пошли дальше. Увидев за низкой изгородью из грубых темных брусьев столики открытого кафе, зашли туда. Меню отсутствовало, заказали «поесть», выбрав из того, что было предложено на словах. Под навесом, возле открытого камина, обложенного неотесанными камнями, сидел повар, положив ноги на низкий табурет. В багряных прыгающих бликах лицо его то краснело, то синело, словно было оно не живым, а нарисованным тем художником, который верил в самые страшные видения ада. Официант передал ему заказ. В камин полетел ворох сухих кизиловых веток, и на каменной стене запрыгали тени, похожие на скачущих всадников. Две скрещенные сабли, висевшие на стене, зловеще заблестели.