Темные Пути
Шрифт:
– Давай, забирайся в повозку! – тычок в спину. – Видишь, как тебя уважают? Не пешком на казнь отправляешься, а в экипаже. Последний раз так самого Торга-людоеда возили. Восемь лет назад!
Да насрать мне, кого и как возили… Пешком бы я всё равно не дошёл, сдох бы через сотню шагов… Может, и лучше бы было… В повозке тоже хреново, трясёт, как… Ох, духи переходов, до чего ж больно! И закричать нельзя… Они ж, олухи, до сих пор не знают, с чего меня так раздуло… Думают, из-за отравы… Может, сказать? Казнь наверняка перенесут… Дождутся родов, устроят ещё одно представление… А потом всё равно убьют… И меня, и сына… Нет, пусть уж лучше
– Всё, приехали. Вылезай, красавчик!
Заткнутся они когда-нибудь или нет? Без них тошно… И с каждой секундой всё тошнее… Сейчас как разорвёт меня нахрен, и дерьмо во все стороны разлетится! Хорошо бы вас всех забрызгало… Ишь, разоделись… Небось, весь город поглазеть собрался… Хотя, по-любому забрызгает… Вон она, карусель-то... Жуткая вещица… Диск шагов восемь в поперечнике, а по краям – сетчатый забор… А внутри всяких ножей, лезвий, копий и прочих железяк понатыркано… Осуждённого оставляют в центре диска и начинают раскручивать карусель… Рано или поздно он сползает к забору, и тут начинается потеха…
Говорят, брызги крови до десятого ряда долетают… А зрители потом с гордостью друг другу пятна показывают… Твари...
– В год триста восемнадцатый от основания Магистрата…
Сволочи, они ещё и речи говорить вздумали… Кончили бы меня, а потом уж и выступали…
– …высший суд славного Вюндера в присутствии представителя миссии Ордена…
Ой, хреново-то как! Опять забился… И теперь, кажется, по-настоящему…
– …признать виновным по всем пунктам обвинения и приговорить…
Всё, не могу я больше стоять молча… И вообще стоять не могу… Хоть поорать перед смертью… Ох, сынок, не довелось встретиться…
– Проща-а-а-ай!!!
Пинкель
Место Пинкелю досталось неудачное – сидел пусть и на центральной трибуне, но на последнем тридцатом ряду. И приходилось выглядывать из-за чужих спин, чтобы хоть что-нибудь увидеть. Впрочем, он вообще попал сюда случайно. Представители орденской миссии пожелали присутствовать на казни, даже член капитула Тортур и тот припёрся. А Пинкель по долгу службы сопровождал веркуверов. Хотя, конечно, и самому было интересно взглянуть на парня, за которым он гонялся…
Правда, как увидел преступника – удивился не на шутку. Раздувшаяся бесформенная туша в сером балахоне не имела ничего общего с беглецом - сильным, хитрым, опасным врагом. По департаменту ходили слухи (кто-то из тюремщиков проговорился), что пленника и взаперти продолжали подтравливать. Безопасности ради, чтоб больше не вздумал убегать. Считалось, что состав по-настоящему ядовит только для тех, кому хоть раз приходилось проходить Барьер. А нормальный горожанин уснёт на денёк, потом ещё недельку проваляется с больной головой, не более. Ривсу ведь ничего не стало, а этого толстяка вон как перекорячило и раздуло.
Веркуверы тоже удивлённо переглядывались, кого это, мол, нам подсунули. Тортур что-то шепнул помощнику, и тот умчался куда-то под трибуны. Вскоре вернулся, но всё равно едва не пропустил самое интересное.
Осуждённый вдруг повалился на бок и с громкими стонами забился в судорогах. Обвинитель какое-то время продолжал речь, не обращая внимания – во время казней случалось и не такое. Но потом ему, видимо, надоело перекрикивать преступника, и он подозвал стражников. Пока
А в это время лежащий на помосте преступник как-то слишком активно задрыгал ногами под длинным балахоном. Словно у него там не две ноги, а четыре или шесть. Стражники бросились к нему и попытались обездвижить приговоренного безобразника, но тут же разлетелись в стороны. Один из кувыркавшихся в воздухе стражников держал в руках…
Что? Оторванную ногу? Да, пожалуй, это была нога, но явно не человеческая. Тёмно-красная, почти фиолетовая, покрытая грязно-синей слизью, с чётко заметными мышцами и сухожилиями. Испещренная вдобавок большими не то прыщами, не то вздувшимися грибами. А вместо человеческих пальцев хищно двигались, сжимаясь и разжимаясь, острые загнутые когти. Но самое жуткое, что эта нога, откуда бы её не оторвали, продолжала брыкаться, вырываясь из рук стражника. А вслед за ней из-под балахона выползала ещё одна такая же. А затем показалась перемазанная слизью, огромная, размером с три человеческих головы, зубастая пасть. Выбравшись целиком из-под балахона родителя, неподвижно лежащего в луже кровавого дерьма, пасть подобралась к замешкавшемуся стражнику и откусила обидчику руку по самое предплечье. Если несчастный и успел заорать, то его крик потонул в воплях ужаса тысячи зрителей.
Преступник, неподвижно лежащий посреди помоста, сдулся как наполненный воздухом проколотый мешок. Чудовищные роды наверняка убили его. Казнь получилась не такой, как ожидалось, но не менее ужасной.
Новорожденное чудовище возвышалось над телом папаши - зубастая пасть на длинных птичьих ногах, словно бы уже ощипанных и готовых к разделке. Что-то тёмное стекало по ним на строганные доски помоста изо рта, в котором медленно исчезал огрызок руки стражника. Монстр с громким чавканием дожёвывал добычу и водил пастью из стороны в сторону. Пинкель не видел, есть ли у твари глаза, но мог поклясться, что оно выбирало новую жертву.
Сквозь разноголосицу панических воплей прорвался другой звук. Тоже крик, но не человеческий – жуткий и потусторонний, полный тоски и запредельного отчаяния. Однако это не был крик устрашения. Пинкелю послышались в нём отголоски удивления и даже разочарования. На секунду показалось, что удалось даже разобрать слова:
– Не-е-ет! Это не я! Это не моё!
Кричал осужденный, которого Пинкель посчитал мёртвым. Удивительной силы человек, однако. Неуловимый, неубиваемый. Если после такого до сих пор его можно называть человеком.
Пинкель не успел задуматься, что означают слова преступника. Чудовище обернулось на звук и, распахнув пасть пошире, прыгнуло на собственного родителя. Однако преступник, хоть и сильно похудевший, но только что выглядевший по-настоящему мёртвым, ухитрился скатиться с помоста и нырнуть под трибуну. Таким же образом немногим ранее поступили и уцелевшие стражники.
Монстр обиженно взвыл, но явно собрался продолжить трапезу. В два прыжка он добрался до ложи Магистрата, располагавшейся сбоку от центральной трибуны. О том, что там происходило дальше, Пинкель мог только догадываться. Ни один зритель из ложи так и не выбрался. Зато вскоре показался монстр и теперь уже повернул в сторону центральной трибуны.