Тёмные времена II. Искры черного пламени
Шрифт:
– Что ты об этом можешь знать? – мгновенно изменившись в лице, прошипела она.
Джодок полюбовался на горящие от гнева и ненависти глаза своей пленницы. Она напоминала ему попавшую в западню дикую кошку: хрупкая, гибкая, непокорная. И сражающаяся до последнего. Такие всегда его привлекали.
– Наверное, ничего, – согласился он. – Я всю жизнь рос, окруженный заботой и толпой бестолковых слуг. – Мужчина скривился от одного воспоминания. – Всю жизнь – словно в клетке. Не мог и шагнуть без разрешения своего отца. Но да, ел я действительно досыта и не задумывался о том, каким будет мой завтрашний день – я не сомневался в том, что будущее для меня непременно наступит.
Девушка
– Сколько тебе надо зерна, чтобы прокормить свою семью? – спросил он, и глаза у девушки недоуменно расширись.
Она не верила своим ушам. До последнего была уверена, что он ее обманывает, что лишь глумиться над ее несчастьем. Но все же он вытащил ее оттуда, из казарм, где ее… Где ее…
Она отчаянно застонала, подтянула к себе колени и обхватила голову руками. Словно только сейчас до нее дошел весь ужас происходящего, все то, чего она по счастливой случайности, сейчас сидящей напротив ее кровати с кубком вина в руках, избежала самого жуткого наказания, что можно было придумать. Впрочем, именно он и отдал этот приказ. Хорош же, ублюдок. Сам обрек на мучения, и сам же спас! А теперь бросает ей подачку, словно отработавшей свое шлюхе, ожидает, что она будет валяться у него в ногах и благодарить за оказанную ей милость!
– Мне ничего от тебя не надо, – просипела она севшим от страха и ярости голосом. – Ни твоей милости, ни того зерна для посевов, что твои сборщики податей выгребли из наших амбаров подчистую. Просто сдохни, тварь, перестань пятнать эту землю своими поступками!
– Несколько опрометчиво заявлять мне такое, когда ты находишься в моем доме, – ухмыльнулся герцог и медленно поднялся на ноги. – Но мне нравится. Продолжай, малышка, у тебя хорошо получается скалить зубки. И кстати, – протянул мужчина, – я спросил вполне серьезно. Можешь не верить мне, но я почти готов был не только отпустить тебя, но и снабдить всем необходимым. Ты показала достаточно упрямства и верности себе, чтобы я начал уважать тебя. Но сейчас я вижу перед собой лишь лживую идиотку, у которой нет ни грамма мозгов, и которая обрекла на гибель не только себя, но и свою семью. Ты сама сделала свой выбор, сама подписала себе приговор тем, что отвергла мою помощь. Так что не скули.
– Тварь! – из последних сил зашипела пленница. – Да темные в сотню раз милосерднее такого Света, как вы!
– Даже так? – Герцога проняло.
Он подошел к кровати и быстро перехватил мелькнувшие руки девчонки: та хотела оттолкнуть его и попытаться сбежать, но он стащил ее вниз и ударил.
Она упала, с трудом поднялась на колени, не в силах принять вертикальное положение. Жалкая тварь, не стоящая его внимания. Но упорная и дикая, одна из тех, кого ему так нравилось ломать. Калечить, не оставляя в них ничего человеческого, превращать в изломанных, безвольных кукол, глядящих перед собой пустыми глазами и готовых выполнить любое его желание.
– Кричи, девочка, – почти ласково прошептал он, резким движением ударил раскрытой ладонью по ее спине, заставляя распластаться
Неторопливо снял с себя плотный жилет, расстегнул рубашку и потянулся к пряжке ремня.
Капитан гвардейцев скучающе стоял, прислонившись к стене. Сквозь плотно закрытую дверь он слышал, как кричала несчастная воровка, попавшая в лапы его господина – герцог Ворракийский умел быть не просто жестоким. Девчонке повезет, если он не раздерет ее в клочья, не оставив и единого живого места. Мужчина раздосадовано потер шею – девки у него давно не было, как-то не подворачивался случай, поэтому он уже настроился на то, чтобы расслабиться с этой дикаркой, но Джодок в очередной раз спутал все его планы.
Дверь открылась, и на пороге возник довольный господин, поправляющий ворот идеально сидящей на нем темно-синей рубахи.
– Она ваша, – улыбнулся он. – Только учти, не здесь. Забирай ее к своим. Как закончите – если не сдохнет, то повесьте.
Ворракийский, не оглядываясь, пошел прочь по коридору. В комнате за его спиной на полу, скорчившись, лежала девчонка, пустыми, мутными глазами глядя в стену. Сломанные куклы его не интересовали.
***
Лунное серебро прозрачным плащом накрывает едва дрожащие под касаниями ветра листья в кроне вековечного дерева, раскинувшего над нами. Я протягиваю руку вперед и легко дотрагиваюсь до твоих волос, локонами разметавшихся по полуобнаженным плечам. Днем они сверкают насыщенным цветом, а сейчас – как снег под солнцем – бледное-бледное золото.
Ты смотришь на меня с едва заметной улыбкой, чуть склонив голову к плечу. Ласково проводишь по лицу тонкими пальцами, очерчивая контур, словно изучая то, что давно знаешь, но снова и снова открываешь для себя. Я ловлю твои руки, сжимая хрупкие запястья, и подношу к губам.
И ты смеешься. Твой смех брызгами хрусталя рассыпается в ночи, и я замираю, готовый слушать его до последнего вздоха.
Латгардис рывком поднялся с кровати, пытаясь отдышаться. Снова и снова. Один и тот же сон о той памятной ночи, и кажется, что все еще дрожит и звучит прозрачными переливами ее голос. Вплетает в напевный шелест ветра и щекочет щеки теплыми касаниями струй воздуха.
Император встал и молча подошел к окну, поднял руку, словно пытался поймать тонкий лучик бледноликой царицы, засыпающей тишь ночи льдистым светом, словно нетающим снегом.
Золото волос, окрасившееся в рубиновый цвет.
Душа сжалась, и глубоко внутри заворочалась загнанная боль, с мстительной жестокостью впиваясь в податливое сердце обсидиановыми когтями. Память нельзя вырвать клочьями из разбитой души, нельзя избавиться от кошмаров, преследующих ночь за ночью, таких реальных, что хочется никогда не засыпать – лишь бы избежать муки, на которую отныне обречен.
– Убирайтесь! – ты разъярена, лицо раскраснелось, брошенный клинок сиротливо поблескивает в высокой траве, а твои пальцы покрываются моей кровью, когда ты отчаянно пытаешься зажать обширную рану на груди.
Они лишь смеются, подобно шакалам обступая нас и скаля клыки обнаженного оружия. Сзади я вижу стрелков, хищно ухмыляющихся и со скрипом натягивающих дальнобойные луки.
– Уходи, девчонка, – милосердно бросает светловолосый мужчина с холодными глазами и холеной бородой. – Ты нам не нужна.