Темный Клубок
Шрифт:
Откуда-то сверху донеслось раскаленное дыхание, переросшее в смех.
— Ассасин ещё жив, — прошипел Азайя, и Бхарбаз встал рядом с ним, направив оружие на галерею.
— Покажись! — вызвал убийцу на бой избранной коготь. — Именем Священной Спирали…
Чудовище вырвалось из галереи клубком обугленных костей и когтей. Оно двигалось быстрее, чем когда-либо мог представить себе Азайя. Длинное лицо ассасина ещё удавалось различить в бурлящем круговороте очертаний, хотя его черты и растянулось до поистине монструозных пропорций. Адское пламя вспыхнуло в глазницах порожденной варпом твари, когда оно обрушилось на воинов культа, вытянув
«Оно слепо, но видит», — осознал Азайя.
Взрывное стаккато выстрелов оборвало рев существа — болтерная очередь сбила его прямо в воздухе, разнесла туловище на куски и отбросила в дальний конец зала. Обернувшись, Азайя увидел движущийся в дыму неясный силуэт: оружие его спасителя извергало огонь, отслеживая движения «запальщика». Тварь рухнула грудой ошметков, затем попыталась подняться, сотрясаемая изнутри разрывами масс-реактивных снарядов. Ее голова взметнулась на червеподобной шее, мерно раскачиваясь в поисках своего мучителя, затем снова повернулась к Азайе. С воплем ненависти избранный коготь набросился на чудовище с высоко воздетым мечом.
— Предатель, — прохрипел убийца за мгновение до того, как Азайя рассек ему череп.
Верующего охватил новый приступ ярости, и он принялся неистово рубить останки врага, будто пытаясь изгнать ядовитое слово.
«Предатель». Почему обвинение задело его?
— Довольно, избранный коготь! — прозвучал женский голос, холодный и непреклонный.
Азиа резко развернулся, когда сказавшая это приблизилась. Она была облачена в силовую броню, под стать ее тонкой фигуре, с пластинами керамита, натертыми добела — казалось, что они излучают свет. Фиолетовый табард с вышитой на нем серебряной спиралью прикрывал нагрудник доспеха и свисал дальше, меж ног. Изящный вариант символа культа разительно отличался от грубой метки, которую носил избранный коготь и его аколиты. Лицо женщины было скрыто забралом скошенного назад шлема, но спутать ее с кем-то другим было невозможно, ведь из всего ее рода на Искуплении осталась только она.
«Но я узнал бы её среди тысяч её сестер, — подумал Азайя. — Даже среди десятков тысяч».
— Священная Спираль оберегает тебя, святая, — хрипло поприветствовал он.
— Кажется, это тебя нужно оберегать, избранный коготь, — заметила Этелька Арканто. Пока Святая-из-Каститаса убирала штурмболтер, двое аколитов из Первой парадигмы подошли и остановились возле нее. Они были весьма крупного сложения, и каждый был одарен четырьмя руками: верхняя пара, начиная от лопаток, перерастала в зазубренные клинки, нижняя же заканчивалась ладонями с длинными пальцами — выглядели они почти что изящно. Под скинутыми капюшонами открылись украшенные гребнями черепа и благородные лица с зубастыми пастями и татуировками в форме завитков. Аколиты, вооруженные громоздкими плазменными винтовками, носили бронежилеты с геральдическими знаками хозяйки. Спиральный Отец подарил ей Сияющих Когтей в благодарность за службу во время Реформации , ведь подвиг Этельки затмевал даже деяния Хелифоса.
«Хелифос…»
— Апостол Каритаса мертв, — произнес Азайя, склонив голову.
— Весьма прискорбно, — женщина потянулась к забралу шлема.
— Воздух отравлен! — предупредил верующий, но она не стала колебаться.
— Моя кровь не настолько жидкая, избранный коготь.
С шипением разгерметизации забрало откинулось
«Она же не спиралерожденная!» — избранный коготь крепче сжал рукоять меча, хотя прекрасно знал, что не сумеет поднять на нее оружие. Только не на неё.
Святая медленно выдохнула струйки дыма и улыбнулась. Эта гримаса, холодная и лукавая, всегда его беспокоила. «Песня Спирали в моей крови громче, чем в твоей», — дразнила она Азайю. Его гнев опять вскипел, к старому примешался новый.
«Предатель…»
— Как ты узнала? — прошипел верующий. Каждый член секты был связан вездесущностью Спирального Отца, но запальщик атаковал всего лишь пару минут назад. Как она могла проделать весь этот путь из Шпиля Каститас и успеть вовремя?
— Я не знала, — ответила Этелька, — но Спираль соединяет.
— Вина лежит на мне…
Женщина оборвала его резким взмахом руки, отмахиваясь и от его возражений, и от мертвого жреца разом.
— Я отправилась в Каститас не из-за этой резни.
— Не понимаю.
— Пришли темные времена, но надежда осталась. — Этелька положила руку Азайе на плечо, и тому пришлось подавить дрожь. — Наконец обнаружен божественный сосуд, способный понести нашего первого магуса.
От чудесной новости избранный коготь прикрыл глаза.
— Плетельщица варпа? Где?
— Вот тут начинаются трудности, — святая ровно взглянула на него. — Я направляюсь к Отсеченному Шпилю.
Этелька улыбнулась снова.
— И ты будешь сопровождать меня, сынок .
Зловещий ветер обрушился на Азайю, когда тот подошел к трейлеру в хвосте конвоя святой: шестиколесной стальной коробке без окон. На герметичной двери в задней части красовалась резная серебряная спираль Каститаса. Со священным трепетом избранный коготь приложил руку к символу и закрыл глаза.
— Давно не виделись, брат, — пробормотал он. Изнутри раздался низкий стон — Цикатрикс ощутил присутствие родного брата. Второй сын святой был благословенным уродом, редким и почитаемым отклонением от формы Четырех парадигм. Такие вырожденцы обладали невероятной силой, но были слишком заметными, поэтому их прятали вдали от посторонних, в самых темных местах, до тех пор, пока их мощь не понадобится культу.
— Будет война? — спросил Азайя, когда Этелька присоединилась к нему.
— Возможно, — ответила святая, положив тонкую ладонь на стенку рядом с его трехпалой лапой. — Кредо серьезно прижало нас, и наша завеса истончилась. Без магуса, способного сплести ее заново, чужаки скоро обратятся на нас.
— Тогда мы раздавим их!
Тут же изнутри трейлера зарычал Цикатрикс, поддерживая гнев младшего брата.
— А затем Империум раздавит нас. — Этелька тряхнула головой. — Нет, пока ещё рано. Наш род еще слишком мал.
— Значит, ты проведешь нас по этой узкой тропе! — яростно произнес Азайя. — Как и всегда.
— Сын мой, я не магус, — в ее голос вплелась частичка горечи. — И я стара.
Этелька отступила от фургона и взглянула на бурлящее, затянутое сажей небо.