Темный менестрель
Шрифт:
Братья поскакали на север, намереваясь поспешно миновать Димбар и воспользоваться самым коротким путем до Химринга, где обитал их брат Маэдрос — вдоль северных границ Дориата. Они надеялись, что им удастся миновать эти опасные земли благодаря скорости, держась вблизи Завесы, отсекающей от скрытого царства Нан Дунгортеб и далекие угрожающие пики гор Ужаса. Вотчину Моргота. Но в пути столкнулсь с Береном и Лютиен. Я их всех больше никогда не видел, знаю лишь то, что пес тогда вновь предал своего хозяина. Но человек и пулумайар не решились убить эльфов. Поэтому Берен только снял с моего отца все доспехи и оружие. В том числе и висевший без ножен на поясе кинжал, Ангрист (Рассекающий Железо) способный резать железо с той же легкостью, что молодой древесный побег. Кинжал, изготовленный Тельхаром из Ногрода (Гномьего Царства). Прочней его только Галворн. Сей прочнейший черный металл был обнаружен в Средиземье, метеоритной руды было мало и ее хватило лишь на два меча. Меч Англашель (Смертельное Железо) был подарен Синдарам, и сейчас должен принадлежать королю Тинголу из Дориата. Другой же меч, кузнец оставил себе, никому не сказав его имени и многие сейчас думают, что второго меча никогда и не было. Кузнецом тем был Эол, Мориквенди — Темный Эльф.
Сказать что я был зол, это не сказать ничего. Моя ярость к Берену останавливалась только тем, что тот не ведал что приобрел, но я пообещал себе, что создам не менее грозное оружие себе сам! И никто не будет им владеть кроме меня. Гоблинский клинок “Меч
Лютиен и Берен. Они раздобыли сильмарил. Сокрытые колдовством майар, в волчьих шкурах, наложив сильнейшие сонные чары на охрану, они добрались до трона, на котором восседал Моргот. Тот быстро раскусил замысел вторженцев и обрушил свой гнев на волка-Берена. Но Лютиен оказалась быстрее. Она набросила на глаза Морготу свой плащ, погрузив его в сон темнее Пустоты, где он некогда бродил в гордом одиночестве. И Моргот упал, скатившись со своего трона подобно черной лавине, и замер неподвижно на полу созданного им самим ада. Железная корона с лязгом упала с его головы, и все затихло. Затем Берен достал Ангрист и с его помощью сковырнул с короны Моргота один сильмарил. При попытке сковырнуть втрой, Ангрист соскользнул, и острое лезвие царапнуло Моргота по щеке. Он застонал и пошевелился, и вся темная рать Ангбанда начала пробуждаться ото сна. Ужас охватил Берена с Лютиен, и они помчались прочь не разбирая дороги и даже не пытаясь вернуться к маскировке. В схватке с чудовищем, охранявшим ворота — Кархаротом огромным волком, Берен получил ужасную рану — зверь откусил запястье. И заглотил сильмарил, последний начал жечь его изнутри и в итоге ополоумевший от боли Зверь бросился прочь, не разбирая дороги. Берен, потерял сознания успев лишь схватился за руку, от попавшего в нее яда рана буквально на глазах нагноилась и выглядела отвратительно. Так бы и завершился сокрушительным провалом поход за сильмарилем, кабы в долину вовремя не прилетели три мощные птицы, чьи сильные крылья несли их на север быстрее ветра. Валар вновь решились вмешаться в судьбу Средиземья. Высоко над царством Моргота парили Торондор и его подданные — Великие Орлы, созданные Манве Валар Неба и Воздуха, союзники павшего короля Фингольфина, а теперь Тургона повелителя Гондолина. Лютиен исцелила Берена, но теперь его называли называли Эрхамион, что означало “однорукий”. А Безумный Зверь Кархарот с каждым днем подходил все ближе к Дориату, и обитатели его стали готовиться к Охоте на Волка и по сей день эта охота считается самой опасной изо всех, что когда-либо проводились. Участвовал в загоне и гончий пес Валинора Хуан, и Маблунг Тяжелая Рука, и Белег Крепкий Лук, и Берен Эрхамион, и сам Тингол, король Дориата. На него и бросился зверь, но Хуану удалось победить Кархарота, однако и его собственная, давно предсказанная судьба исполнилась в сей час, в зеленых лесах Дориата — пес был смертельно ранен, и яд Моргота уже проник в его кровь. Маблунг и Белег бросились помогать королю, но увидев, что помощь не нужна побросали оружие и зарыдали от облегчения. Затем Маблунг взял нож и вспорол им живот убитого волка, почти все внутренности его оказались сожжены дотла, лишь рука Берена, державшая сильмарил, оставалась нетронутой пламенем. Но когда Маблунг потянулся к камню, рука его стала рассыпаться в прах, и сильмарил остался лежать, ничем не прикрытый, наполняя своим сиянием лесные тени по всей прогалине. Маблунг поспешно обмотал руку плащем и быстро азял и с сунул камень в оставшуюся руку Берена; и Берен ожил при прикосновении камня, и высоко поднял его над головой, протягивая Тинголу. — Теперь мое задание выполнено, — сказал он, — и предначертание полностью исполнено. Больше он не промолвил ни слова. Ибо умирал. Его лишь смогли донести до Дориата. Однако Лютиен смерть лбюимого не остановила. Лютиен, объятая тьмой, вскоре покинула свою оболочку, и тело ее осталось лежать на траве, словно срезанный цветок, что еще некоторое время не увядает и радует своей красотой взоры. Она превосходила всех Валар и силой своей красоты, и скорби; и опустилась она на колени пред самим Мандосом, и запела ему. Песнь эта была самой прекрасной из тех, что когда-либо облекались в слова, и самой печальной из тех, что когда-либо слышал или еще услышит этот мир. Неизменная, неувядаемая, она до сих пор поется в Валиноре, вне пределов слышимости остального мира, и слушающих ее Валар охватывает невыразимая тоска. Ибо Лютиен сплела воедино две мелодии мира — о печали Эльдар и о человеческой скорби, о Двух Расах, что были созданы Илуватаром и поселены в Арде, Царстве Земли среди бесчисленного множества звезд. И слезы коленопреклоненной у ног Мандоса Лютиен орошали его ботинки, словно барабанящие по камням капли дождя и Мандос, никогда прежде и никогда впоследствии не бывавший настолько тронут, проявил к ней сострадание. Он призвал к себе Берена, и здесь, на далеких западных берегах, они с Лютиен встретились вновь, как и предсказала она в час смерти Берена. Однако Мандос не обладал властью удерживать духи умерших людей в пределах мира, особенно по истечении сроков их ожидания в его чертогах; не мог он и менять по своему разумению судьбы Детей Илюватара. Поэтому он отправился к повелителю Валар, Манве, правившему миром волею Илуватара. Манве стал искать ответа в глубинах своих мыслей, где ему и раньше открывались замыслы и воля Илюватара, и в конце концов, предложил ей следующий выбор. В первом случае, за все перенесенные ею печали и невзгоды Мандос мог отпустить ее, и ей предполагалось отправиться жить в Валимар, среди Валар, до самого конца времен, позабыв обо всех несчастьях той жизни, что она прожила до этого. Туда Берену путь был заказан, ибо Валар не обладали властью отнять у него Смерть — дар Илуватара людям. (Я же сего Дара лишен. Порой говорят смерть — благословение и свобода). Во втором случае она могла вернуться вместе с Береном в Средиземье и вновь поселиться там, но при этом потерять свое бессмертие и не знать, счастье или горе принесет ей завтрашний день. Став смертной, ей рано или поздно пришлось бы умереть, также, как и Берену, но еще задолго до этого предстояло ей потерять свою красоту, что осталась бы жить лишь в песнях. И Лютиен выбрала вторую судьбу, отказываясь от Благословенного Царства и всех претензий на родство с его обитателями. Таким образом судьбы Берена и Лютиен оставались связаны друг с другом, и вели их обоих прочь за пределы этого мира, какие бы испытания и несчастья не довелось им испытать на этом пути. Вот так Лютиен, единственная из Эльдалие, обрела истинную смертность и давно уже покинула этот мир. Однако ее выбор сплотил Две Расы, и пример ее стал образцом для многих, в ком Эльдар, несмотря на то, что мир до неузнаваемости изменился, до сих пор видят подобие прекрасной и любимой всеми Лютиен, потерянной ими навеки.
Розже была написана баллада “О Берене и Лютиен”:
Был зелен плющ, и вился хмель,
Лилась листвы полночной тень,
Кружилась звездная метель
В тиши полян, в плетении трав.
Там танцевала Лютиен,
Ей пела тихая свирель,
Укрывшись в сумрачную тень
Безмолвно дремлющих дубрав.
Шел Берен от холодных гор,
Исполнен скорби, одинок,
Он устремлял печальный взор,
Во тьму, ища угасший день.
Его укрыл лесной чертог,
И вспыхнул золотой узор
Цветов, пронзающих поток
Волос летящих Лютиен.
Он поспешил на этот свет,
Плывущий меж густой листвы,
Он звал, но слышался в ответ
Лишь шорох в бездне тишины.
И на соцветиях травы
Дрожал под ветром светлый след
На бликах темной синевы,
В лучах бледнеющей луны.
При свете утренней звезды
Он снова шел и снова
В ответ лишь шорох темноты,
Ручьев подземных смех и плач.
Но хмель поник, и терн увял,
Безмолвно умерли цветы,
И землю медленно объял
Сухой листвы шуршащий плащ.
Шел Берен через мертвый лес,
В тоске бродил среди холмов,
Его манил полет небес
И дальний отблеск зимних грез.
В случайном танце облаков
Он видел облик, что исчез,
В извивах пляшущих ветров
Он видел шелк ее волос.
Она предстала перед ним
В наряде солнечных огней,
Под небом нежно-голубым
В цветах оттаявшей земли.
Так пробуждается ручей,
Дотоле холодом томим,
Так льется чище и нежней
Мотив, что птицы принесли.
Она пришла — и в тот же миг
Исчезла вновь, но он воззвал:
—Тинувиэль! — И скорбный крик
Звучал в лесах и облаках.
И светлый рок на землю пал,
И светлый рок ее настиг,
И нежный свет ее мерцал,
Дрожа у Берена в руках.
Он заглянул в ее глаза —
В них отражался путь светил,
В них билась вешняя гроза,
И в этот час, и в этот день.
Несла рождение новых сил
Ее бессмертная краса.
Свершилось то, что рок сулил
Для Берена и Лютиен.
В глуши лесов, где гаснет взор,
В холодном царстве серых скал,
В извивах черных рудных нор
Их стерегли моря разлук.
Но миг свидания вновь настал,
Как рок сулил, и с этих пор
На том пути, что их призвал,
Они не разнимали рук.
====== Глава 5. Гори, Гори ясно, чтобы не погасло. (Урулоки Глаурунг Золотой — Отец Драконов) ======
Мой новый дом разрушен огнем дракона. Урулоки Глаурунг пришел по приказу Моргота. Мы проиграли. Бескрылый Ящер был умен, его шкура крепка, а взгляд лишал воли. Увидев его глаза я подумал о василисках, хотя никогда не встречался с ними прямым взглядом. Ящер пытался воздействовать на меня своей Волей, но я сумел прервать кронтакт. Заклятие Империус действует куда аккуратнее и его можно не заметить если не увидьшь направленную на тебя палочку, здесь же, задействована просто голая невообразимая Мощь и грубая Сила. Я и остальные решили сбежать, выступать против Глаурунга силой безсмысленно, и что единственный способ победить его — это воспользоваться хитростью, да понадеяться на удачу. А Дракон, потеряв к нам всякий интерес, развернулся и принялся поливать жарким пламенем все вокруг. Орков же, что еще продолжали рыскать по дворцу, он выгнал вон, отобрав всю награбленную добычу и не оставив бедолагам даже самой захудалой вещички. После этого он обрушил мост в пенный поток Нарога, обезопасив себя таким образом, Глаурунг собрал всю орочью добычу в кучу и отнес ее в самую глубокую из пещер, после чего разлегся на ней малость передохнуть. Вести о падении Нарготронда пришли, наконец, в Дориат, принесли их сюда те, кто сумел скрыться от разграбления и разрушения крепости, и пережить Темную Зиму, затаившись в дикой местности. Теперь они пришли к Тинголу в поисках убежища, и пограничники отконвоировали их прямиком пред очи короля. Некоторые из них утверждали, что армии Моргота уже ушли на север, а другие — что Глаурунг до сих пор обитает в палатах Фелагунда. Кое-кто рассказывал, будто их гость-человек и воспитанник короля Тингола — Мормегиль погиб, а кто-то — что он оказался под воздействием чар дракона и до сих пор стоит там, подобный каменному изваянию. Однако все, как один, утверждали, что задолго до падения Нарготронда большинство знало о том, что Мормегиль — это ни кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор-ломина. Друга Тургона короля Гондолина. Элитный отряд воинов Тингола отправился в не сулившую ничего хорошего поездку. Однако Глаурунг был предупрежден об их приближении и вышел навстречу, пылая гневом. Дракон вошел в реку, и вода зашипела, испаряясь вонючим дымом и облаком окутывая Маблунга с его бойцами. Они были ослеплены и полностью потеряли ориентацию, а Глаурунг тем временем вышел на противоположный берег Нарога. Заметив приближающегося дракона, пограничники решили, что пора мчаться во весь опор на восток. Но ветер дул в их сторону, неся с собой черные ядовитые испарения, и лошади, почуяв дракона, обезумели и рванули прочь, не разбирая дороги, некоторые всадники от ударов о деревья погибали на месте, другие оказались унесены незнамо куда. Но человеческая женщина Ниенор, выброшенная из седла, не получила никаких повреждений. Она вернулась к возвышенности Амон Этир, намереваясь дождаться здесь Маблунга, да еще выбраться из стелившегося у земли зловонного дыма. Взобравшись на холм, она посмотрела на запад… и взгляд ее встретился со взглядом Глаурунга, чья голова лежала на верхушке холма. Воля ее еще некоторое время боролась против драконьих чар, но Глаурунг усилил давление, и, узнав о том, кто она такая, заставил не отрываясь смотреть в свои глаза. Затем он наложил на нее заклятье полного забвения, чтобы она не помнила ничего из своей прошлой жизни — ни собственного имени, ни названий окружающий предметов и явлений и еще много дней Ниенор ничего не слышала и не видела, и даже двигаться по своей воле не могла. Затем Глаурунг оставил ее стоящей в одиночестве на вершине Амон Этир и вернулся в Нарготронд, через год его покинув. Позже я узнал, что некто Турамбар по приказу Маблунга из Дориата, пошел на дракона и вонзил в брюхо спящему на дне ущелья Ящеру меч, тем самым убив его. Как? Никакая сталь не могла пробиться даже через веки Урулоки. А тут удалось вонзить меч по самую рукоять! Правда несчастного смертного, облило кровью подобной яду, а встретившись взглядом с умирающим Глаурунгом он рухнул в беспамятстве, накрыв собою меч.
Все стало еще трагичней, когда открылось что Турамбара на самом деле его зовут Турин, сын Хурина — тот самый Мормегиль, потерявший память после встречи взглядом с драконом и обрюхатившим по незнанию собстенную единоутробную сестру Ниенор, что из-за дракона тоже потеряла память. К той после гибели дракона вернулась память и не выдержала правды, она бросилась вниз со скалы в огненную яму, находящуюся рядом с логовом Ящера. Впоследствии никто и никогда не смотрел с этого утеса — ни человек, ни зверь или птица, и деревья здесь тоже не росли. Утес же получил название Кабед Найрамарт — Прыжок к Ужасной Смерти.
Но мне не были интересны семейные драммы людей (Феаноров никто уже не переплюнет), я заинтересовался мечом, и по описаниям выходило что это Англашель! Как Смертельное Железо попал в руки человеку я не узнал. В последний раз его видели в руках Белена (не Берен), тот выпросил меч в награду у Тингола из Дориата. Однако Турамбар называл меч Гуртанг, видимо не зная его настоящего имени. Значит он получил меч не в дар, а возможно украл его, или это был тот самый безымянный меч-близнец Англашеля. Маблунг сказал, что Турамбар, которого сначала сочли мертвым очнулся от Морока дракона, но узнав о самоубийстве возлюбленной, проклял Дориат и воткнул меч рукояткой в землю. Затем бросился на лезвие Гуртанга и черный клинок забрал его жизнь. Обернувшиеся Маблунг и его спутники взглянули на неподвижную тушу Глаурунга, а затем перевели взгляды на тело Турина, и осознали что он мертв. Затем тело Турина подняли с земли, оказалось, что лезвие Гуртанга переломилось надвое. ...Насмешник о камни разбил лицо, Но — полно жалеть о нем! Я не из числа королевских псов, Не стану вилять хвостом, Не буду молить о прощенье, как раб: Я — сам себе господин. На Севере — Враг, а Запад слаб — Ну что ж, я останусь один. Я знаю лишь имя отца моего, Не помню лица сестры... Пускай я один против северных свор, Но стрелы мои быстры, И прям мой путь, как древко копья — Претит мне льстивая речь. Да будет покорна судьба моя Руке, сжимающей меч. ...Бредут года, как в цепях рабы, Бьет крыльями воронье... Запятнанный Кровью, сын Злой Судьбы Отныне имя мое. Пусть смерти моей не оплачет мать — Лишь волки в ночи отпоют, Но воин не должен сомнения знать В последнем победном бою. Мой клич во мраке мертвых долин Как голос смерти звучал, Я кровью досыта напоил Звенящую сталь меча, Я черную тень судьбы победил, Мне месть — единый закон... И вот — победитель — стою один, Самим собой побежден.