Темный мир
Шрифт:
— Тогда давай их быстро на угли, потому что скоро нам назад, — сказал я.
И увидел, как глаза Шарпа потухли.
Лосось оказался волшебно вкусен. Горячий, пропитанный дымом, с моченой брусникой и молодыми побегами папоротника в качестве приправы, на горячих же плоских лепешках… Я забыл, что надо заставлять себя есть, я наслаждался, и мне были безразличны причины. Мы наелись так, что казалось, встать будет невозможно.
Но мы встали.
На этот раз нам подали не две маленькие ладьи, а целый флот: большую ладью, в которую могли поместиться человек тридцать, шесть — поменьше
Наконец проводы кончились, прозвучало уже полу знакомое слово, и подул ветер. Разумеется, попутный. С нами на ладье было еще девять человек, и это почему-то меня тревожило — именно то, что девять, а не восемь или десять. Я оставил Шарпа в его грусти и тоске и подсел к Маринке.
— Все нормально? — спросил я.
— Откуда мне знать? — пожала она плечами.
— Ты что-то чувствуешь?
— Много всего… пока не разобралась. Не растасовала.
— Силы великие? I — Не дразнись.
— Ив мыслях не держал. Какой-нибудь план?
Она внимательно посмотрела на меня.
— Какой может быть план? Сначала надо хоть что-то узнать…
— Ну, по-моему, они очень много всего знают. Хотя бы в общих чертах.
— Именно что в общих… Нет у меня плана, Кость, и я тут на тебя очень рассчитываю.
— На мое солдатское прошлое?
— Угу… Ты ведь мне не все рассказывал, правда?
— Правда. Но в штабах мне так или иначе служить не пришлось, и планы кампаний меня составлять не привлекали. И генералы со мной не советовались.
— Это смешно, — сказала она сквозь зубы. — Ты ведь меня понял, Кость, да? Просто прикалываешься?
— С чего мне прикалываться? Что нас посылают — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что? Одни запугивают, другие говорят комплименты — а на самом деле и те и те думают про себя что-то свое? Не верю я им, Маринка. Ни Волкову, ни твоим ведьмам. Тебе хоть заклятие-то сказали?
— Я его сама вспомнила.
— То есть ты его и тогдазнала?
— Выходит, что так… Не трави душу, а?
— И что теперь? Отдашь его Волкову?
— Буду торговаться.
— Ты видела, как он торгуется.
— Да. Но я теперь не одно заклятие знаю.
— Много?
— Много. Не запутаться бы…
— Слушай… План, говоришь… Ты мне это заклятие можешь сказать?
— А смысл?
— Оно ведь втягивает душу в щит?
— И что? I — Ну, ты же помнишь, как разобрались с Волковским папашей? Пока одна отвлекала его, другой подкрался…
— Думаешь, прокатит?
— Подготовиться надо. Мне так кажется. Маневр всегда лучше, чем совсем ничего. А там — как повезет.
— Ну да, ну да — Маринка замолчала, нахмурилась, задумалась. Потом подняла бровь.
— А ты знаешь, действительно может получиться.
29
Уже в середине этого разговора я почувствовал какой- то неприятный зуд во всем теле — даже не зуд, а мелкую- мелкую вибрацию. Она нарастала, а я почему-то терпел, не меняясь в лице, хотя в какой-то момент ощущения стали совсем чудовищные. Потом стало изменяться все вокруг: цвета блекли, контраст нарастал, объем пропадал — я постепенно как бы оказывался в большом стакане, оклеенном изнутри фотообоями качества старой газеты… я был уже вне этого мира, но никто пока этого не замечал.
— Хорошо, — сказал я, дослушав Маринку, и встал. — По законам жанра, мне следовало бы тебя убить сейчас. Но — живи. Мой тебе подарок. Главное — не суйся ко мне. Там — не пожалею. Прощай…
Я оттолкнулся от настила днища ладьи с такой силой, что проломил его, а добавив второй ногой в борт, смял его, как кусок картона. Тело мое взвилось в воздух… Две ведьмы успели выстрелить в меня, но я отмахнулся от стрел, и они вонзились в самих стрелявших. Прижав руки к телу, я понесся над самой водой — все быстрее и быстрее. Воздух засветился, вода позади вздыбилась высоким буруном… Потом плоский черно-белый мир вокруг потемнел, как будто плавно выключили свет.
Все, подумал я…
…и тут же меня начало рвать. Я с трудом поднялся на четвереньки. Спазмы сотрясали тело. Из горла лезло что- то мерзкое, сладковато-липкое, с острыми осколками. Раз, и еще раз, и еще. Потом я припал к миске с водой и стал пить, забыв, что можно взять ее в руки. Вода пахла псиной. Меня снова вырвало, и я снова начал пить. И опять, и снова. Наконец пошла чистая желчь. Я упал на бок и исчез.
И вернулся. Тошнота была разлита по всему телу. Я попытался повернуться на другой бок, голова закружилась страшно, я опять исчез.
Упрямо вернулся. Завершил поворот на другой бок, немного передохнув на животе. Стал дышать. Когда я успел так надраться?.. Понял, что нет. Это другое. Контузия? Возможно… Избили? Дали по башке? Скорее всего. Поэтому ничего и не помню. Вернее, помню какую-то ерунду…
Глаза привыкали к темноте. Не к такой уж полной темноте — откуда-то тек ленивый рассеянный свет. Вокруг обнаружились вертикальные линии. Много вертикальных линий, темных с одной стороны и светлых с другой. Я приподнялся, попытался сесть. Голова опять закружилась, но уже не так сокрушительно.
Я сидел на ребристом и дырчатом железе. Вокруг меня была железная решетка. В соседней клетке неподвижно сидел волк и в упор смотрел на меня.
Я, сказала Маринка.
Не нужно было вгонять себя в состояние лови" пением, танцами, чтобы отпустить часть своей души в свободный полет — биджаг. Это делалось просто, как взмахнуть рукой. Раз — и все кругом раздвоилось, как будто одним глазом она продолжала видеть как прежде, а вторым — чуть сверху и через сильное уменьшительное стекло. И вот этот второй глаз отправился в медленное самостоятельное плавание. Через несколько секунд она поняла, что то, что она видит «верхним» глазом, несколько отличается от того, что видит обычным. Людей вокруг было больше, но часть из них чем-то отличались…