Темный оборот луны
Шрифт:
На углу Лесной Галя забралась в троллейбус, немного спустя - пересела на другой. На метро было бы быстрее, но хлопотней, а она чувствовала себя слишком уставшей для подземелья, тем более что спешить уже было некуда. В троллейбусе было холодно, промозгло, и от кого-то пахло псиной. Галя забралась на колесо к окну, чтобы никто не тревожил и не требовал освободить место. Сперва было людно, но постепенно все народ сходил, и становилось свободнее. Дождевая морось обметала черное троллейбусное стекло. Фонарные кружки радужно переливались. Измученная Галя наблюдала, склонив голову, как короткий серебристый перелив сменялся горячим оранжевым, затем
– говорила она себе. Буду сильной, и ни на что не буду обращать внимание. Плевать мне будет на все. Подумаешь, какая принцесса на горошине... Вот только сегодня силы уже кончились...
На очередной остановке лихо запрыгнула молодая девушка в козлиной шубе, слежавшейся клоками, неверным пьяным взглядом окинула троллейбусную внутренность и, хотя были пустые скамейки, плюхнулась рядом с Галей. Галя равнодушно отвернулась. Через некоторое время она поняла, что соседка бочком, бочком придвигается к ней поближе. Галя скучно повернула голову, и девушка, дождавшись внимания, навалилась на Галю и заговорила, дыша каким-то сладким ядовитым ликером в самое ухо.
– - Слушай, - сказала она, искательно жмурясь.
– У тебя не будет мелочи?
Не отвечая, Галя локтем слегка отстранила от себя клокастую шубу, порылась в кармане и отрешенно высыпала девушке в быстро подставленную ладонь какие-то монеты. Та энергично кивнула, чуть не свалившись при этом со скамейки.
– - Вот спасибо, дай тебе бог здоровья!
Она слезла с сидения и, пошатываясь в такт троллейбусным поворотам, отправилась к водителю. Галя снова отвернулась. Через некоторое время девушка, с честно прокомпостированным билетом в руке, снова плюхнулась рядом. Шуба у нее на коленях разошлась, и Галя обнаружила, что та одета прямо на ночную рубашку. Соседка, хоть и была пьяна, заметила Галин взгляд.
– - Ты не думай, - сказала она.
– Я не попрошайка. Просто так получилось... я ушла из дома... в ночи... выбежала, а ничего не взяла с собой. Ох, у меня, понимаешь, такие обстоятельства... любовь жуууткая...
– она навалилась Гале на плечо.
– Ты Славку Тарелкина знаешь?
– - Нет, - сказала Галя, безучастно покачав головой.
– Не знаю.
– - Да ты что! Славку тут весь район знает. Жууткая, короче, у меня любовь, понимаешь, вот бегу к нему в одной ночнушке... Ты меня осуждаешь?
– - Нет, - сказала Галя устало.
– Мне все равно.
– - Вот спасибо, дай тебе бог здоровья!
– обрадовалась девушка, чуть качнулась и поправила полы шубы.
– Вообще-то я замужем, вот какая петрушка... и ребенок у меня... а вот от них гуляю. Ты меня осуждаешь?
– - Нет, - повторила
– Мне все равно.
– - Вот спасибо, хороший ты человек!
Галя пожала плечами, не понимая, за что ее благодарят. Тем временем девушка продолжала говорить. Она что-то рассказывала, какой у нее муж, какой Славка Тарелкин, и какая у нее история... Галя слушала одним краем уха, ничего не отвечала, и только покорно следила: серебристый, оранжевый, лазурный... серебристый, оранжевый, лазурный...
Наконец девушка встряхнулась и вскочила.
– - Ну вот, - сказала она, оглядываясь на окна.
– Это моя, - она похлопала Галю по рукаву.
– Хороший ты человек! Дай тебе бог, чтоб все у тебя было, а тебе б за это ничего не было!
И она бодро вывалилась в открывшиеся двери. Потом они захлопнулись, и троллейбус, пробуксовав на старте в снежной наледи, тронулся дальше. Рядом с Галей опустился бледный подросток, держащий в вытянутой над коленями руке пакетик с квашеной капустой. На пальце тускло серебрилось кольцо, где вязью было выдавлено "Господи спаси и сохрани". Галя сразу вспомнила про Настю. "Хорошо, - подумала она.
– Мне хотя бы есть, к кому приехать...".
В коридоре купейного вагона, в поезде, шедшем на Москву, часа в четыре вечера, под прозрачными лампами, стояла, держась за поручень, молодая женщина и смотрела на дальние, проплывавшие мимо в синеватом предвечернем свете заснеженные поля, коричневые нитки дорог, дымчатые пятна леса и пролетающие станционные домики на переездах. Женщина была очень тоненькая, в белой майке, подчеркивающей полное отсутствие каких бы то ни было телесных округлостей, и в брюках, с коротко стриженными темными волосами, загибавшимися на концах вверх, как поганочья шляпка.
Лязгнула дверь, ведущая в тамбур, и в коридоре сразу послышались голоса.
– - ... да никакая не эпилепсия!
– произнес кто-то энергично.
Женщина посмотрела в сторону открывшейся двери. Навстречу по коридору гуськом, один за другим, двигались двое молодых людей в тренировочных штанах. Первый был красивый спортивного вида парень с зачесанными назад мокрыми волосами, с зубочисткой в углу рта, прыгавшей в его напряженно кривящихся от разговора губах. Второй, его сверстник, был пониже ростом, порыхлее телом, с круглой вихрастой физиономией.
– - Что я, эпилептиков не видел?
– продолжал красивый.
– У них тогда изо рта пена, и они боли не чувствуют. Хоть лупи их, сколько хочешь, им по барабану. А это так... сердечный приступ, наверное.
– - У такого молодого сердечный приступ?
– недоверчиво возразил рыхлый.
– Это у мужиков в возрасте сердечные приступы бывают.
– - А молодые что, не люди?
– сказал красивый презрительно.
– Сердечный приступ он хоть у грудного младенца может быть.
Они уже приблизились, когда женщина обернулась и преградила им путь.
– - Где он, - спросила она решительно и без предисловий.
– У кого приступ?
Рыхлый осклабился, обнажив щербатые зубы.
– - Вы что, врач?
– спросил он с любопытством.
Красивый еще пожевал зубочистку.
– - Лучше не ходите, - посоветовал он деловито.
– Помрет, так под суд пойдете.
Женщина недоверчиво покачала головой.
– - Меня переживет...
– сказала она мрачно.
– Где он, далеко?
– - Второй вагон отсюда, - кивнул красивый и обернулся к спутнику.
– Второй, точно?