Темный оборот луны

Покровская Ольга Владимировна

– - ... как она у тебя?
– спросил Виталик, указывая на серую переливчатую красавицу, когда они спустились на улицу, к расчищенному пятачку среди сугробов, в котором толкались несколько машин, в том числе и Сергеева, выступая из общего ряда длинным капотом.

– - Что ты! Я свет увидел!
– довольно проговорил Сергей.
– С тем, что было, никакого сравнения. Вот только менты теперь чаще останавливают.

– - А ты засунь в багажник доску, - посоветовал Виталик ядовито.
– Чтоб вытарчивала на метр. И привяжи к ней красную тряпочку от семейных трусов. Тогда ты никаким ментам не нужен будешь.

Сергей озабоченно осмотрел свою собственность (не открутили ли чего, не нацарапали чего-нибудь гвоздем, не дай бог) и стал оживленно рассказывать о ее существовании. Виталик, который водил иногда отцовскую машину, но никогда не имел своей собственной, слушал с некоторым внутренним удивлением, вспоминая, что каждый раз мамина одинокая полубезумная родственница так же повествует о своей собаке. Впрочем, он слушал несколько снисходительно. Он уже знал, был уверен, что в его новой жизни, за океаном, у него будет машина гораздо лучше, может быть, даже

несколько машин, и он сможет говорить о них еще трепетнее, и с большим знанием дела, чем Сергей. Они сели, Сергей, не слишком внимательно глядя на дорогу, тронулся с места, и они стали выруливать по дворам, по узкой дорожке между сугробами и гаражами-ракушками. Один раз перед ними пролетел и врезался в мостовую снежок - невидимые дети играли где-то за гаражами. Виталик слушал Сергеев рассказ с удовольствием - на него все эти механические подробности действовали успокаивающе, и еще он с некоторой завистью думал, что Сергею на любых похоронах, на любом самом страшном действе никогда не стало бы плохо, потому что тот по своей счастливой раздолбайской натуре никогда не принимал ничего близко к сердцу, а думал бы о подвеске или о свечах зажигания, или в крайнем случае беспокоился бы о собственном здоровье, но уж точно бы не переживал, может, даже и рыдал бы, но только от жалости к себе, любимому, попавшему в переплет. Тем временем они с некоторым трудом (не пускали) выехали на мутную размытую улицу и двинулись следом за грузовиком, исторгавшим, как змей Горыныч, черный дым из выхлопной трубы. На лобовое стекло летели бурые брызги, дворники размашисто, с легким шуршанием, перемещались то направо, то налево, с трудом справляясь с погодными условиями. Дальше последовало шоссе со сплошным потоком, и Сергей вылез в левый ряд, покрикивая на тех, кто оставался позади, как будто те могли его слышать - он добродушно кричал что-то вроде: "Урод! Куда лезешь? "Москвич", а туда же..." По всему его виду, и по той солидности, с которой он говорил, было понятно, что ему нравится так беседовать с Виталиком и самому при этом чувствовать себя спокойным солидным человеком, точно он вчера в компании своего Алма-атинского коллеги успел уже основательно разувериться в том, что он спокойный солидный человек и владелец иномарки. В общем, оба были довольны как собой, так и друг другом. Тем временем серые, неровно облепленные балконными надстройками, серые коробки закончились, потянулись широкие безлюдные пространства и прямые линии распластанного проспекта, приближался центр. Обогнав кособокий, немытый, похоже, с осени, троллейбус, они свернули следом за ярко-голубым фордом к Белорусскому вокзалу, где по самому краю проезжей полосы носильщик в фуражке катил к такси тележку с чемоданами. Мимо большущего, почти квадратного милиционера у светофора (голубой форд проскочил на желтый свет, и Сергей видимо подавил досаду и желание проскочить за ним следом), по тесной Брестской улице, на которой было свободно полторы полосы, и поэтому раздражал темно-зеленый Ауди, ехавший в опасной близости, борт к борту, и еще норовивший время от времени подать вправо, чтобы не попасть колесом в выбоину, они въехали сперва в тень гостиницы "Пекин", а потом сразу к широкому прогалу Садово-Триумфальной площади и дальше, на Садовое. Виталик, которому не надо было следить за дорогой (впрочем, ему казалось, что и его водитель не слишком за ней следит), с любопытством рассматривал какие-то новые для него, недавно появившиеся вывески, растяжку над улицей, проплывавшие мимо планетарий в глубине квартала, переход на площади Восстания с заждавшейся толпой народа, улицу, ныряющую к Пресне, башню жилой высотки, желтое посольство с очередью от угла, на которое Виталик возлагал такие большие надежды, и впереди, над зевом тоннеля, голубой шар Нового Арбата и вздымающуюся тень Смоленской площади. Глядя на все эти знакомые пейзажи из автомобильного окна, как экскурсант, Виталик не мог отделаться от мысли, что может быть, он никогда уже не увидит этих мест, и что неплохо бы сейчас просмотреть их сознательно, как будто держа в руках ворох открыток, чтобы потом либо запомнить, либо сразу все забыть, как придется. Вынырнув из тоннеля вверх, они взлетели к Смоленской, Сергей повернул направо, на Плющиху, и чуть погодя, свалился вниз, в хитроумную узкую сеть переулков, круто спускавшихся к Саввинской набережной. Виталик сказал, что они не доехали до Мишки, и ему стукнулось какое-то неясное воспоминание о том, что кроме Мишкиного дома они пропустили в маршруте еще кое-что: пока они ехали низом, в колее набережной, потом на мост, над бурой москворецкой водой, навстречу синим бусинам метропоезда, быстро взмывающего совсем перед глазами, вниз к Киевскому, мимо пугающих, как кошмар, бурых заводских корпусов на Бережковской, Виталик вспомнил, что это было воспоминание о пьяном с пивной кружкой, который встретился ему в снежной пурге на Зубовской и сказал ему что-то непонятное, то ли важное, то ли не очень, но сидевшее крючком где-то в ватных глубинах памяти, а что именно, Виталик не мог припомнить. Тем временем их нахально обогнал красный ржавый Опель с задранным хвостом, и чуть дальше над ними нависли промышленные трубы, а по левую руку мерцали узорчатые кресты и сахарные зубцы Новодевичьего монастыря, потом перелетели на подъем Мосфильмовской, свернули в меланхоличные университетские аллеи, и скоро тихо следовали мимо смотровой площадки на Воробьевых горах, с равнодушными коробейниками, матрешками, гирляндами форменных ушанок и неизбежными свадьбами, которых было несколько, одна как раз выгружалась из черных лимузинов с разноцветными ленточками, женщина в распахнутой шубе махала руками и что-то кричала, а краснолицая невеста, в пальто поверх длинного платья, в фате, мела длинным хвостом снежную грязь на асфальте и хохотала, опираясь на руку подружки. Жених в толпе не идентифицировался. Развернувшись, Сергей выехал на мост, и они, не спеша, по безлюдной дороге, направились прямо к подножию туристической журнальной картинки, где слева, надо льдом Москва-реки уверенно

стояла массивная громада стадиона, а за ним, вдоль уверенной линии Комсомольского проспекта, уходили вдаль бесчисленные дома и кварталы, упираясь в венчавшую их, в дымке, сетку строительных кранов на месте бывшего бассейна "Москва" и будущего храма.

По дороге они уже решили, какая будет конечная цель на сегодня. Фирма, где работал Сергей, арендовала помещение у дышавшего на ладан академического института, который большинство своих площадей таким же образом сдавал заведениям различного профиля. Сергей знал большинство из них, и в первую очередь ресторан "Дядька Черномор" в полуподвале. Рядом с рестораном на пятачке выкроили охраняемую, обнесенную драной рабицей стоянку, где можно было оставить машину, а завтра вечером спокойно уехать на ней после работы. Сергей довольно часто так и поступал.

В "Дядьке Черноморе" они засиделись надолго. Ресторан, располагавшийся то ли в бывшей лаборатории, то ли на складе, не отличался обстановкой, и требовательная публика сюда не ходила. Все, что смогли себе пока что позволить хозяева, это поставить при входе деревянную усатую скульптуру (судя по стилю, унесенную с детской площадки) и закрыть потеки на стенах разухабистой росписью, изображавшей каких-то неопределенных тварей в чешуе. Обслуживающий персонал был многочислен, бестолков и нетороплив. Но кормили вкусно, цены были невысокие, и Сергей охотно рекомендовал ресторан всем знакомым.

Сейчас народу в полутемном зале почти не было. Негромко поигрывала запись группы "Дюна". Мимо, не обращая на вошедших никакого внимания, прошла объемистая официантка в белой кофточке навыпуск и обтягивающих коротких штанишках наподобие рейтуз. Прошла и скрылась в недрах кухни. Долгое время никто не показывался, и Виталик отпускал издевательские замечания, вертя пепельницу в центре стола. Потом откуда-то вышел коренастый южный человек в рубашке с засученными рукавами. Человек задумчиво оглядел зал. Посетители для него не существовали так же, как и для официантки. Человек озабоченно поправил занавеску на окне, смахнул крошки со стола, после чего на его озабоченность на его лице сменилась довольным любованием. То, что он видел перед собой, ему нравилось. Затем он снова нахмурился, и на его лице появилась какая-то мысль. Он неторопливо ушел за перегородку, вышел оттуда в пепельницей в волосатой руке, приблизился, убрал со стола, за которым сидели Сергей с Виталиком, абсолютно чистую пепельницу и заменил на точно такую же принесенную. После чего снова видимо успокоился и удалился. Изумленный Виталик проводил его глазами.

– - Видишь, спокойно, - пояснил Сергей.
– И братков здесь никогда почти не бывает. А как-то мы сидели в гостинице "Севастополь", туда какие-то отморозки ворвались, из автомата начали стрелять. Все сразу на пол, и я сам ловлю себя на мысли, что и на пол ложиться вроде как несолидно, ну взрослый вроде бы человек, и сидеть тоже вроде как очень неуютно...

– - И что?
– спросил Виталик с интересом.

– - Пришлось лечь, - сказал Сергей со вздохом.
– Хорошо, они в другой угол целились.

Из-за перегородки наконец-то появился тощий официант в болтающемся костюме и с отсутствующим лицом, неся под мышкой поздравительный адрес с вложенным листком лаконичного меню. Виталик через стол швырнул папку Сергею.

– Ты лучше знаешь, как они готовят, - сказал он.
– Выбери что-нибудь коронное. Чтоб не отравиться сразу.

– - Чтоб не отравиться...
– пробормотал Сергей, щуря глаза.
– У них тут только повар тут с закосом. Все никак с гор родных не спустится. Берешь хачапур какой-нибудь - во рту тает, долма - великолепная, борщ простой - никакой, пельмени - тоже никакие, холодец - вообще голимый желатин... Ну вот смотри: салат столичный...

– - Боже сохрани!
– отмахнулся Виталик.
– Мы же не дома новый год встречаем.

– - Ага. Квашеная капуста с клюквой... Свекла с чесноком... Ты сегодня целоваться будешь?

– - Не исключено.

– - Не исключено. На фиг свеклу... Корейская морковь... (О нет...
– простонал Виталик.) Да не убивайся, она у них не острая. (Тогда вообще смысла нет, - проговорил Виталик). Сельдь в горчичной заливке... (С костями, - подсказал Виталик.
– Это мы уже много раз проходили. Полчаса тратишь на то, чтобы вытащить из нее все кости!)

Сергей прыснул.

– На тебя не угодишь. Рисовый салат с крабовыми палочками... (Знаю, знаю, при из рыбной трухи.) Заливное с хреном... (Заливное что? ) Не что, а с хреном! (Да нет, кого заливали?) Ну тебя! (Да нет, это ну тебя! Читай что-нибудь порядочное!) Ну, хорошо: куриные крылышки фри...

После долгих споров набрали много пива - в виде компромисса - и взяли к нему креветок и куриные крылышки. Официант попался феноменально рассеянный и постоянно путал, что ему говорили. Виталик отпускал в его адрес бесцеремонные замечания, и Сергей каждый раз принимался извиняться, как будто официант приходился ему родственником. Тем временем в зале появились еще две молодые пары. День был облачный, темный, и поэтому, как только занялись сумерки, все тот же южный человек, неторопливо возникнув белым рубашечным пятном, зажег плоские свечи на столах. Стало уютнее. Несколько раз появлялась в своем полустиптизерском наряде официантка, стремительно пролетала по залу, но ничего заметно не делала, и поведением никак не оправдывала форму одежды, подходящую больше для притона.

Они обсудили много важных тем. Виталик рассказал подробно про вчерашнюю поездку, которая под пиво, крылышки, нелепых официантов и присутствие Сергея, словно при другом освещении или при смене угла зрения, уже не казалась такой невыносимо страшной. Умолчал он только о Людмиле Павловне, о которой никто из Виталиковых друзей вообще ничего не знал. Сергей в свою очередь рассказывал о своих планах. Он намеревался заняться бизнесом. На этот счет у него было несколько идей, и он убеждал Виталика войти в долю и никуда не ехать, а Виталик вздрагивал, вспоминая, что еще совсем недавно один такой бизнесмен, еще живой и здоровый, тоже делался с ним своими планами на будущее, а теперь от него даже фотокарточки не осталось.