Темный янтарь 2
Шрифт:
— Да я тебя разве в стрелковую роту сманиваю? Вот же – транспортная служба: и почетна, и бодра, сиди себе, рули. А парашюты… Отпрыгались мы, видимо. Теперь пехота, хотя и гвардейская, – с некоторой грустью пояснил лейтенант.
Ничего тогда не ответил Янис, поскольку знал, что от рядового красноармейца мало что зависит. Лейтенант – звали его Игорь Прошенков, – тоже об этом хорошо знал, просто еще не привык к армейской прямоте, недавно из училища. Армия, да… тут как пойдет, так пойдет. Никакого желания возвращаться в сонно-арбузную в/ч 5281 у Яниса не имелось, явно нечисто там, еще и под суд за компанию попадешь. Но и в стрелковый полк идти… Сложное это
***
Прав был товарищ Выру – особо от него ничего уже не зависело. Как сел за «баранку», так и остался. «Туда давай, грузись, уже ждут, быстрей-быстрей, поехали, давай, Ян!, чего вода? Зачем? А, радиатор… так чего стоишь, быстрей давай»…
Летал-тарахтел по городу, потом по степи, пекло солнце, скрипела на зубах пыль. Но выручал опыт: заимел бочонок для техводы, вторую флягу для себя, завел нужные знакомства. Случилась пауза, обратился к начштаба – оформили как положено, печать в красноармейскую книжку приляпали, вписали карабин – с этим пришлось поднажать, «винтовка положена, винтовка положена…». Упирал на малогабаритность кабины и привычку к укороченному оружию, убедил, курад их, штабных крючкотворов…
Как-то, возясь с тормозами, Янис осознал, что прошло всего шесть дней, как от арбузов скоропостижно оторвался. Надо бы при случае заскочить, вещмешок и шинель из в/ч 5281 забрать. Но когда выпадет тот случай…
Степь… местами суглинистая, высохшая и твердая, местами – песок, почти как дюны, только, наверное, правильнее «барханами» называть. Иногда попадаются среди просторов озера-ильмени[2] и болота, но питьевая вода тут на вес золота – почти все засолено, даже в колодцах частенько вода негодная, и в любом случае ее мало, а сами колодцы разбросаны – километров 20-30 до соседнего приходится рулить. Там – впереди – уже бьются с немцами за эти самые колодцы, удерживают немногочисленные дороги, окапываются в песках.
Стоял у штаба полка, передыхал, вычищая котелок с едва теплой кашей. Появился знакомый лейтенант-крестник, с четырьмя бойцами:
— Тебя ищу. Специально просил, чтоб дали. Нужен шофер опытный, спокойный. Задание не столь опасное, как… сложное. Очень опытный человек нужен, – не особо внятно пояснил лейтенант.
— Раз нужен, так едем, – Янис доскреб последнюю ложку, спрятал котелок в кабину.
Ехать оказалось порядком. В кабине рассказал лейтенант суть дела. Оказалось, его перевели в разведотдел «на усиление». Пространства большие, без моторизованных дальних рейдов разведгрупп никак не обойтись. Немцы по степи шныряют, мотоциклов и броневиков-вездеходов у них уйма. То там налетят, то здесь внезапно сунутся. Наши дозоры и посты гибнут, были на «железку» нападения, на станции, связь рвут, по паровозам стреляют. Еще и некоторые калмыки на сторону Гитлера переметнулись, в конные бандгруппы сбиваются, отдельные машины перехватывают, скот отбивают и угоняют. Но немецкая разведка, конечно, больше вредит.
…— Врасплох застают, мы среагировать не успеваем, – сумрачно пояснял Прошенков. – На днях наши разведчики вышли к посту ВНОС, а там все мертвые: бойцы, девушки-зенитчицы... Одну девчонку немцы не добили, наши ее до госпиталя, успели, кажется, живой довезти. Рассказывает – наскочили немцы внезапно, танки, танкетки, мотоциклисты… Пэвэошники залегли, оборону заняли… но куда там. У них по две-три обоймы, а тут броня, автоматчики. Частью их побили, частью в плен взяли. Только тут же всех и постреляли. Прямо из пулемета, в упор, потом из пистолетов
— Да что они там, в песке, против танкеток сделать могли… – вздохнул Янис.
— Ну да. Слепые мы пока, тыкает шилом их разведка куда хочет. Вот мало у нас техники, мало. Да.… А нам теперь приказано поехать, павших бойцов похоронить. Я, честно говоря, не очень знаю, как это делается. Тем более, в пустынной степи. Здесь вообще всё непривычно. Нас прыгать учили, стрелять, взрывать, штабы уничтожать. Но именно по пустыне не очень обучали. Тут всё непонятно.
— Разберемся. Что уж, раз так обернулось… Конкретная степная пустыня, как говорил мой начальник-интендант, этой конкретности у нее не отнять.
Надолго охоту к шуткам Янис потерял. Тяжелым моментом биографии оказался тот день у погибшего поста ВНОС №1442. Наша разведгруппа, пришедшая первой, спешила: глянули, подхватили раненую и оружие, уехали докладывать. А через двое суток, на жаре…
Похоронили. Отдышались, отъехав в сторону, закурили.
— Ян, ты вести-то машину сможешь? – спросил конопатый младший сержант, жадно затягиваясь. – Копал с нами, а теперь рулить вон сколько…
— Доеду, не в первый раз. Только не дымите на меня, меня врачиха прибьет за обкуривание, она твердо обещала, – пробормотал Янис.
Хотелось поскорее сесть за руль, сосредоточиться на дороге. Похороны разными бывают, а эти уж очень тяжелыми вышли. И та девчонка, с единственным треугольничком на петличках… При жизни, наверное, на Киру была похожа. Стрижка, фигурка… Вот же суки немцы. И жара, тоже сука…
Ехали, тянулась пустынная степь. Одинаковая и совсем разная: то совершенно ровная, то со странными возвышенностями-холмами, тоже почти неотличимыми друг от друга: неизменно вытянутые с востока на запад, высотой метров в 18-20, с непременным обрывистым западным склоном. Может и сейчас немцы с холма наблюдают за одиноким грузовиком, оптика у них, говорят, очень хорошая. Может, прямиком в засаду машина идет. А еще километры и километры, хорошо, уже закат…
Пылало заходящее солнце, слепило наблюдающих из кузова бойцов.
— Ну что, Ян? Пойдешь в разведотдел? – прервал тяжелое молчание Прошенков. – Я начальника настропалю, он тебя и грузовик точно выпросит.
— Пойду. Чего же теперь делать… — пробормотал Янис, пытаясь отогнать память о треугольничке на петличке.
***
Так и попал товарищ Выру в полевой разведотдел. Числились прикомандированными к сводной группе при разведотделе армии[4]. Не от хорошей жизни это получилось. Три дня наступали гвардейцы на Хулхуту, смело наступали, бесстрашно, поначалу взяли высоты, почти окружили немцев, до села оставалось меньше трех километров. Но… Немцы контратаковали, их остановили, бои шли жестокие. Уже был введен в бой второй эшелон гвардейцев, но немцы держались крепко, вкапывали в песок подбитые танки и держались. Пытались помочь наши штурмовики, ходили штурмовать, падали сбитые, врезались на горящих «илах» в немцев[5]. Не помогло.
8 сентября штурм Хулхуты был остановлен. Потери были тяжкие – в батальонах осталось в строю меньше половины бойцов.
Янис в боях не участвовал, кружили разведчики по степи, пытались взять «языка». Из штаба требовали «срочно, кровь из носа, дайте дельного, разговорчивого немца». Пока воевали почти вслепую: было понятно, что Хулхуту удерживает немецкая мотопехота, но что-то ее там было больше, чем рассчитывал штаб армии.
И только 11 сентября у Сарпинских озер в плен попались четверо немцев.