Тёмный замысел

Фармер Филип Хосе

– Ну и болтуны вы оба!
– нахмурился Джонстон.

– Нет, здесь другая крайность, - косо глянула на него Гвиневра. Впрочем, ты прав. Скажите мне, что за человек Пискатор?

– Гм-м!
– задумался Сэм.
– Ты имеешь в виду, почему именно он сумел пройти в Башню, тогда как другим это не удалось? Ну, прежде всего, потому, что он - агент, я полагаю. Правда, возникает вопрос, почему этого не смог сделать Торн? И зачем ему вообще нужен "Парсефаль"? Этики и их агенты имеют другие средства передвижения - какие-то невидимые летательные аппараты.

–

Ну, этого я не знаю, - Гвиневру явно интересовало другое.
– Давайте лучше поговорим о Пискаторе. Чем он отличался от остальных? Не было ли у него каких-то внешних особенностей - в одежде, например, - послуживших ключом к дверям Башни? Кроме того, очень важно, какой путь каждый сумел пройти по коридору. Какие отличия дали возможность одним продвинуться дальше других?

– У нас нет компьютера, чтобы рассчитать и сравнить их пути, возразил Сэм.
– Но Галбира хорошо знает членов команды и, когда она появится, мы получим все данные. Итак, если узнаем точный путь каждого, то сможем сопоставить его с особенностями человека. Правда, я сомневаюсь, что они сделали там необходимые замеры...

– Тогда остановимся на Пискаторе.

– Он же из этих желтопузых, - буркнул Джонстон.

– Не думаю, что его национальность имела значение, - Сэм повернулся к великану.
– Если считать агентами всех монголоидов, то наше дело труба. Их больше, чем остальных, вместе взятых... Но подумаем вот о чем. Торн не хотел допустить в Башню Файбраса и Обренову - он хладнокровно подорвал вертолет с ними и прочими ни в чем не повинными людьми. Возможно, он не знал, что Файбрас - тоже агент. Значит, за Обренову он заплатил жизнями семи человек.

– А если их там было больше?
– предположила Гвен.
– Если у кого-то еще были эти шарики?

– Новый номер! Да не усложняй ты все, нам и так не разобраться!

– Да, неудачно получилось... Если бы эти двое прошли внутрь Башни, мы могли бы сравнить их с Пискатором.

– Я дотстатошно тчасто виделтся с Файбратсом, и он пахнет так же, как любой человек, - сообщил Джо.
– Этик отставил тсвой запах в хижине Тэма не человечетский. Питскатор - тоже человек, хотя у него немного тругой запах. Я могу различать запахи разных племен, потому что их люди едят разное.

– Но ты же больше никого не встречал с нечеловеческим запахом. Трудно сказать, являются их агенты людьми или нет. Выглядят они как люди.

– Нет, такие никогда не попадались. Ни у кого не было нечеловечетского запаха, втсе пахли нормально. Наверно, эти агенты втсе-таки люди.

– Ну, может быть, - согласился Джонстон.
– Тогда любой дьявол сойдет за человека, коли у него знакомый запах.

Джо засмеялся.

– А не поветсить ли нам объявление в главной каюте: "Втсем этикам и их агентам явиться к капитану Клементсу!"

Гвиневра беспокойно заерзала на своем стуле и нахмурилась.

– Ну почему вас все время заносит в сторону? Вернемся к Пискатору.

– Да, мы как лилипуты в цирке, - все время ищем башмак великана под кроватью жены, - засмеялся Сэм, - а спросить боимся! Так

вот. Я мало знаком с этим джентльменом из Чипанго - он появился лишь за два месяца до отплытия "Марка Твена". Судя по отзывам, это весьма спокойный и приветливый человек. Он никого не сторонился, но и никому не навязывался, ладил со всеми. С моей точки зрения это весьма подозрительно. Однако он не соглашатель, не угодник. Я вспоминаю, как он спорил с Файбрасом по поводу размера строившегося дирижабля. Пискатор считал его слишком громоздким и не соглашался с доводами Милтона. Но боссом был Файбрас, и последнее слово осталось за ним.

– У Пискатора были какие-то странности?
– спросила Гвиневра.

– Он - страстный рыбак... трудно считать это странностью. Скажи, Гвен, что ты меня расспрашиваешь? Ты же сама с ним знакома.

– Мне хотелось узнать твое мнение. Когда здесь появится Галбира, мы и ее расспросим. Тем более что она знала его лучше нас.

– Не забудь Тсирано, - вмешался Джо, - он его тоже знал.

– Джо обожает Сирано, - ядовито заметил Сэм.
– У француза такой нос, что Джо считает его своим соплеменником.

– Он да я - хорошая пара. А у тсебя не нотс, а ручка от чашки... похватстать нетчем! Можешь бротсаться на меня, как гиена во время тслучки, Тсирано втсе равно будет мне нравиться.

– Что-то ты нынче речист, как Эзоп, - холодно отозвался Сэм.
– Так что ты думаешь о Пискаторе, Гвен?

– В нем есть нечто... не знаю, как сказать... Бартон называл это магнетизмом... Какая-то притягательность, лишенная сексуального оттенка. Всегда понимаешь, что нравишься ему, хотя открыто он этого не проявляет. Его тяготит глупость. До каких-то пор он терпит ее, потом избавляется от собеседника, но в самой милой манере.

– Он верующий, мусульманин... однако, не ортодокс и не фанатик. По его словам, Коран следует понимать как аллегорию, да и Библию нельзя трактовать буквально. Помню, он цитировал из обеих книг на память огромные пассажи. Мне пришлось с ним часто разговаривать, и однажды он поразил меня, сказав, что Иисус был величайшим пророком после Магомета... А ты, Сэм, утверждал, что мусульмане ненавидят Иисуса.

– Не Иисуса, а христиан, детка. Ну, впрочем, неважно. Одним словом, Пискатор выглядит в моих глазах мудрым и добрым человеком. И он... кажется, что он живет в этом мире, но сам - не от мира сего. И если подвести итог всему, что ты наговорила, он - не обычный моралист, а выдающийся духовник, наставник, - задумчиво произнес Сэм.

– Он никогда себя так не называл, но думаю, ты прав.

– Как жаль, что я не узнал его поближе!

– Но, Сэм, ты же был так занят строительством судна!

65

Фригейт возвратился в хижину лишь перед ужином. На вопрос Нура, где он пропадал, Питер объяснил, что весь день провел в ожидании Новака, а к вечеру секретарша отправила его домой, пообещав назавтра краткую аудиенцию. По-видимому, Фригейт был сильно захвачен возникшей у него идеей, и потеря времени нервировала его. Поделиться своими планами он отказался.