Тёмный замысел
Шрифт:
– Ну, а мой знак?
Казз изобразил волнистые параллельные вертикали, подчеркнутые снизу коротким тонким горизонтальным штрихом.
– Знаки Моната и Фригейта весьма похожи, - отметил Бартон.
По его просьбе Казз нарисовал ему символы всех членов команды. Больше ни один не напоминал другой.
– А ты помнишь знак Льва Руаха?
Казз сделал рисунок и протянул его Бартону. Тот ощутил разочарование: символ Руаха отличался от знаков Моната и Фригейта. Ничто не подтверждало зародившихся в нем подозрений.
Шагая сейчас
Ладно, хватит размышлять, пора действовать!
У порога каюты валялся белый ворох одежд. Бартон перешагнул через него, вошел и коснулся мускулистого плеча. Казз тотчас открыл глаза.
– Пора?
– Пора.
Казз вышел на палубу и помочился через борт. Бартон зажег фонарь. Они спустились по сходням на причал и пошли вдоль берега к стоявшей неподалеку пустой хижине. В темноте они пропустили ее, повернули обратно и сразу же наткнулись на стену. Перешагнув порог, Бартон прикрыл за собой дверь. Возле каменного очага лежали дрова и стружка, принесенные вчера Каззом. Через минуту запылал огонь. Казз уселся рядом на плетеный бамбуковый стул и закашлялся от дыма: тяга была слабой.
Погрузить Казза в гипнотический транс не составляло труда. Многие годы неандерталец служил Бартону одним из подопытных объектов, на котором временами он демонстрировал свои способности гипнотизера. При этом всегда присутствовали Монат и Фригейт. Интересно, нервничали ли они? Если да, то оба очень искусно скрывали свое волнение.
Бартон вернул Казза к тому моменту, когда за завтраком он объявил, что у Спрюса на лбу нет метки; затем воспоминания неандертальца были направлены на хижину Моната. Здесь Бартон наткнулся на первое сопротивление.
– Ты сейчас в хижине?
Казалось, Казз обратил свой взгляд в прошлое.
– Я - в дверях.
– Входи!
Могучее тело едва дрогнуло.
– Не могу, Бартон-нак!
– Почему же?
– Не знаю.
– Тебя что-то пугает в хижине?
– Не знаю.
– Тебя предупредили, что в хижине опасность?
– Нет.
– Тогда ничего не бойся. Ты же храбрый человек, Казз, верно?
– Ты меня хорошо знаешь, Бартон-нак...
– Тогда почему ты не входишь?
Казз дернул головой.
– Я не понимаю, но что-то...
– Что же?
– Что-то.... что-то говорит мне.... не могу вспомнить.
Бартон прикусил губу. Горящие дрова зашипели и затрещали.
– Кто с тобой говорит - Монат? Фригейт?
– Не знаю.
– Думай.
Лоб Казза взмок. Пот ручьями лил по его лицу. Вновь затрещали дрова. Бартон улыбнулся.
– Казз!
– Да?
– Казз, там в хижине Бест, она кричит. Слышишь?
Казз дернулся вперед, оглядываясь по сторонам, его глаза широко раскрылись, ноздри трепетали,
– Я слышу ее! Что случилось?
– Казз, в хижине медведь, он сейчас нападет на Бест! Хватай копье! Убей его! Казз, спасай Бест!
Казз вскочил, его руки сжимали воображаемое копье, он прыгнул вперед. Бартон еле успел ускользнуть в сторону. Неандерталец споткнулся о стул и упал лицом вниз.
Бартон нахмурился, опасаясь, что от удара его подопечный может выйти из транса.
– Казз! Ты в хижине! Здесь медведь! Убей его! Убей, Казз!
Со страшным рычанием Казз схватил обеими руками копье-призрак и вонзил его во врага.
– Э-эй! Э-эй!– казавшийся бессвязным поток звуков рвался из его глотки, но Бартон уже давно знал этот язык - хриплую нечленораздельную речь, рожденную на заре времен.
– Я-Человек-Который-Убил-Длиннозубого! Умри-Спящий-Всю-Зиму! Умри, но запомни меня! Умри!
Бартон громко крикнул:
– Казз! Он убежал! Медведь убежал из хижины! Бест спасена!
Неандерталец остановился, сжимая свое копье. Он стоял прямо, оглядываясь по сторонам.
– Казз, прошло несколько минут. Бест уже ушла. Ты снова в хижине. Тебе нечего бояться. Ты вошел, и здесь нет ничего страшного. Кто тут с тобой?
Лицо неандертальца успокаивалось, свирепое выражение исчезло. Он тупо уставился на Бартона.
– Кто? Ну, конечно, - Монат и Пит.
– Очень хорошо. Кто с тобой заговорил первым?
– Монат.
– Повтори мне, что он сказал... что он говорит.
– Монат говорит: "Казз, забудь все, что было в этой хижине. Мы немного побеседуем, потом уйдем, и ты забудешь, что был здесь и о чем мы говорили. Если кто-нибудь тебя об этом спросит, ты ответишь, что не запомнил ничего. И ты не солжешь, потому что все, о чем мы сейчас говорим, уйдет из твоей памяти. Понял, Казз?"
Неандерталец кивнул.
– "Ты забудешь, Казз, еще об одном. О том дне, когда ты первый раз заметил, что у меня и Фригейта нет знаков. Ты еще помнишь это?"
Неандерталец покачал головой.
– "Нет, Монат".
Потом он облегченно вздохнул.
– Кто вздохнул?– спросил Бартон.– Ты?
– Фригейт.
Да, несомненно, это был вздох облегчения.
– Что еще говорит Монат?
– "Казз, ты помнишь, я велел передавать мне все, что рассказывает Бартон о встрече с таинственным человеком, этиком?"
– А-а-а!– протянул Бартон.
– "Ты помнишь об этом, Казз?"
– "Нет".
– "Правильно. Потом я велел тебе забыть об этом приказе. А сейчас вспомни! Ты помнишь, Казз?"
На несколько минут воцарилось молчание. Затем неандерталец вздохнул.
– "Да, сейчас помню".
– "А теперь скажи, Казз, говорил ли тебе Бартон об этом этике? Или о ком-нибудь еще - мужчине или женщине, кто утверждает, что он - один из вернувших нас к жизни?"
– "Нет, никогда Бартон-нак ни о чем подобном не говорил".