Темпоральная Бездна
Шрифт:
Выступление Дибала длилось около часа. Достаточно долго, чтобы Эдеард вспотел. К концу второго отделения по стенам зала побежали ручейки конденсата.
– Это было великолепно, – сказала Кристабель, обнимая Эдеарда. – Не могу поверить, что Совет все еще у власти. Да здравствует революция! – крикнула она, высоко поднимая сжатую в кулак руку.
Он тоже обнял ее и прикоснулся носом к ее щеке.
– Ты ведь говоришь о своем отце.
– Какая разница! – Она закружилась на месте. – Спасибо, что взял меня на концерт.
– Я долго ждал
– Почему?
Эдеард пожал плечами. Люди обходили их, направляясь к ступеням, ведущим на улицу. Все они казались уставшими и счастливыми.
– Я просто не хотел идти один, – сказал он.
Ее ответная улыбка оправдала риск некоторого несоблюдения истины.
Друзья вышли в переулок Доулон, распрощались и разошлись в разные стороны. В этот час на улицах было почти пусто. Эдеард застегнул накидку и снова обнял Кристабель. Она положила голову ему на плечо, всеми своими мыслями выражая полное удовлетворение. Под ночным небом, расцвеченным бледными сполохами туманностей, они пошли к заводи в конце Садового канала. Возможно, из-за кестрика, но Эдеарду показалось, что он заметил яркую вспышку. Особенно сильным было сияние, окружающее Хоньо.
– Ты часто это делаешь, – промолвила Кристабель.
– Что?
– Разглядываешь туманности.
– Разве? Я просто размышляю о том, что мы о них знаем.
– Я могу назвать большинство туманностей.
– Да, конечно, но разве это знание? Что они собой представляют? Как ты думаешь, наши души смогут парить между ними?
– Заступница говорит, что именно это и ожидает нас, если мы не будем вести достойную жизнь.
– Угу, – раздраженно произнес он, вспоминая нескончаемые субботние часы, когда еще маленьким мальчиком приходил в эшвилльский храм, а матушка Лореллан монотонным голосом читала заповеди Заступницы.
«А кто решает, что достойно, а что нет?»
Кристабель теснее прижалась к нему, стараясь понять, что значат странные сомнения, проникшие в его мысли.
У причала на краю заводи ее поджидала личная гондола с небольшой полотняной каютой и белым фонарем на крыше. Внутри оказалось очень тесно, так что Эдеарду и Кристабель пришлось прижаться друг к другу, чтобы уместиться на скамье. Кристабель накинула им на ноги меховую полость. А как только гондольер отчалил и направил лодку вверх по Садовому каналу, Эдеард стал целовать Кристабель. Он пропускал сквозь пальцы пряди ее роскошных волос, пробовал на вкус ее губы, щеки и шею, потом снова возвращался к губам. Она стонала от возбуждения, не скрывая своего восторга. Казалось, что сплетаются вместе даже их мысли.
Наконец Кристабель отстранилась, и на ее лице вспыхнула нежнейшая из улыбок, какие он только видел.
– Что? – спросил Эдеард.
Он не мог ошибиться в ее чувствах. Такой открытой, как Кристабель, не была ни одна из его девчонок.
– Я готова к этому, – промурлыкала она. – И знаю, что ты тоже готов.
– О да, – подтвердил он.
– Вот только…
– Твой
– Нет, на самом деле ты нравишься папе. Он не так привержен традициям, как может показаться со стороны.
Эдеард не сумел сдержать недоверчивой усмешки:
– Понятно.
– Мне кажется, мы оба понимаем, что это не случайная короткая связь.
– Да.
Ее слова затронули какие-то струны в его подсознании, но он отмахнулся от смутного ощущения.
– Поэтому я хочу, чтобы все было правильно.
– Все так и будет.
Она легонько поцеловала его.
– Сейчас очень поздно. Мы оба целый вечер праздновали. А тебе в семь утра заступать на смену. Это не очень хорошо.
– Ты права.
– Я знаю, что у тебя был неудачный опыт с Ранали. Но у нашей семьи тоже есть пляжный домик за границей города. Очень уютный. Я бы хотела, чтобы мы отправились туда. Только ты и я. На неделю.
Он всем своим существом ощущал ее чувства, обращенные к нему, и ее высказанные шепотом предложения, ее нескрываемое желание, пробудили в нем не меньшую страсть, чем огонь, зажженный под влиянием Ранали.
– Тебе нравится эта мысль?
– Да. – У Эдеарда так перехватило горло, что он с трудом выталкивал слова. – Да, нравится.
– Я не буду на тебя давить. Если хочешь, я сегодня же пойду с тобой в твою квартирку.
– Нет. Пляжный домик – это так заманчиво.
– Правда? – Она потерлась щекой о его лицо. – Спасибо. Спасибо, что ты даешь нам шанс.
Гондола свернула в Быстрый канал и направилась к Высокой заводи. Они больше не целовались. Они улыбались и смотрели друг другу в глаза. Эдеард отчетливо видел мысли девушки: напряжение, физическая страсть, волнение, смешанное с предвкушением. Любовь. Он прекрасно сознавал, что все это отражается и в его разуме. Открытость… как приятно…
На причале у особняка их ждал Гомелт. Выходящую из гондолы Кристабель он встретил улыбкой.
– Доброе утро, госпожа. Приятно провели время?
Она ответила теплым взглядом.
– Да, спасибо, очень приятно.
Гомелт перевел взгляд на Эдеарда. Тот пытался сохранить бесстрастное выражение лица и мыслей, но позорно провалился. Гомелт коротко кивнул ему.
– Мой отец еще не спит?
– Нет, госпожа, он лег несколько часов назад. Бодрствуем только я да ночная смена охранников.
– Понятно. Ну спокойной ночи, Идущий-по-Воде.
– Спокойной ночи, госпожа.
Гомелт удивленно посмотрел на него, а потом вслед за Кристабель стал подниматься по деревянной лестнице.
«Ты сможешь уехать в следующий вторник?» – телепатическим посылом спросила его Кристабель.
Эдеард ни на секунду не задумался об ожидающем его колоссальном объеме работы и расписании встреч, которое придется переделывать. А через неделю после того вторника ожидалась церемония выпуска – ее он просто не имел права пропустить. Ему придется нелегко.