Тень горы
Шрифт:
В обычное время приглашение к Туарегу вызвало бы у меня невольную дрожь, но в тот день я обрадовался и, чтобы взбодриться и развеять печальные мысли, немедленно отправился на далекую северную окраину. Бомбей разрастался с такой скоростью, что даже южная его оконечность, некогда бурлящий центр творческой деятельности, постепенно превращалась в отдаленный район, а сердце города переместилось на север.
На заброшенных северных пустырях появились новые жилые дома и торговые центры, швейные фабрики и магазины модной одежды, причем лавки, торгующие дешевыми подделками, красовались бок о бок с роскошными
Туарег жил в огромном, недавно построенном особняке – настоящем марокканском дворце. Дверь мне открыл темнокожий бородач в черном, чем-то похожий на рассеянного профессора.
– Салям алейкум, Туарег.
– Ва алейкум салям, Шантарам, – ответил он и дернул меня за безрукавку. – Обязательно было на мотоцикле приезжать? Всех соседей распугал.
Он повел меня вглубь дома длинными сводчатыми коридорами, соединявшими бесчисленные комнаты, будто соты в улье.
– Не пойми меня превратно, но вначале моя жена должна одобрить твое присутствие, – сказал Туарег.
– Хорошо, – кивнул я.
Мы вышли в просторный зал с высоким потолком, взметнувшимся на два этажа.
В центре комнаты на трехступенчатом помосте стояла женщина в черном одеянии, переливающемся черными драгоценными камнями. Лицо ее закрывала черная вуаль. Женщина придирчиво оглядела меня. Я не видел ее глаз и не знал, что сказать. Я приехал по приглашению Туарега, но понятия не имел, чего ждать от женщины, осыпанной черными звездами. Она задумчиво склонила голову, и я понял, что не заслужил одобрения.
– Час, не больше, – наконец изрекла женщина, повернулась и скрылась в длинной веренице арок.
Мы с Туарегом прошли в меджлис – гостиную, устланную толстыми коврами, с мягкими подушками вдоль стен. Юноши, родственники Туарега, подали угощение: кокосовую воду, спаржу и хумус с горьким лаймом. Усевшись на пол, мы приступили к еде, а потом ополоснули руки в чашах с теплой водой, пахнущей мандаринами. Юноши внесли длинноносые чайники, и началось неторопливое чаепитие.
Когда мы остались наедине, я затянулся ароматным дымом – в кальяне курилась смесь турецкого табака, керальской марихуаны и гималайского гашиша – и произнес:
– Благодарю за гостеприимство, Туарег.
– Я польщен, что ты принял мое приглашение, – сказал он.
Мы оба знали, что никто из людей Компании, пусть даже и бывших, не стал бы приходить к нему в гости. Пока Туарег исполнял свою работу, к нему относились с опаской и уважением, а теперь, когда он удалился на покой, его попросту избегали, хотя я и не понимал почему. Его деятельность приносила Компании огромную пользу, всегда давала результаты. Я подделывал паспорта, и у меня никогда не возникало необходимости в его услугах, однако Компания долгие годы защищала меня, поэтому я никого не осуждал.
Нравилось ли Туарегу его занятие? Наверное,
– Знаешь, за много лет работы в Компании всего лишь четверо, включая тебя, обменялись со мной рукопожатием, – произнес он, попыхивая кальяном.
– Кадербхай, Махмуд Мелбаф и Абдулла Тахери, – кивнул я.
– Совершенно верно, – рассмеялся он. – Как говаривал мой отец, в битву следует идти с викингом в авангарде и парсом в арьергарде. Если викинга убьют, то парс не позволит тебе умереть в одиночку.
– По-моему, при необходимости каждый из нас будет сражаться до последнего.
– Да ты философ, Шантарам!
Наркотики меня одурманили. Чаша кальяна была размером с головку подсолнуха, а путь домой предстоял неблизкий. Следовало взять себя в руки, ведь при любых обстоятельствах Туарег никогда не выходил из образа.
– Любой будет до последней капли крови защищать то, что ему дорого, не важно, кто он и откуда родом, – заявил я.
– Мне нравится наш разговор, и я был бы рад его продолжить, – усмехнулся Туарег. – Увы, после сегодняшнего визита сюда ты вернешься только в том случае, если тебе или мне будет грозить опасность. А сегодня – случай особый. На то есть свои причины. Надеюсь, ты понимаешь, я не терплю никаких вмешательств в мою личную жизнь.
Меня снова накрыла волна дурмана. Время зевнуло и погрузилось в сон. Лицо Туарега расплывалось, становилось то жестоким, то бесконечно добрым. Он не шевелился.
«Все обойдется, – сказал я себе. – Психиатр гораздо страшнее пыточных дел мастера».
– Да, понимаю, – пробормотал я.
– Вот и славно, – сказал он, раскуривая кальян. – Ты ищешь ирландца. Мне известно, где он.
Конкэннон… Я рассмеялся при мысли о том, что местонахождение моего личного мучителя известно мучителю профессиональному.
– Прости, Туарег. – Я с усилием взял себя в руки. – Я рад, что тебе это известно. Мне очень нужны эти сведения. Я смеюсь не над тобой и не над твоими словами, просто ирландец всегда смешит, даже тех, кто хочет с ним расправиться.
– Есть у меня двоюродный брат Гулаб. Он такой же был, пока мы его едва не убили. Потом исправился.
– И как он теперь?
– У него все прекрасно. Он стал настоящим святым.
– Неужели?
– Представь себе. Он чудом выжил после того, как я его подстрелил. Все решили, что на нем – благословение Аллаха, вот и вышло, что он сейчас в одной из мечетей в Дадаре правоверных благословляет. Так вот, мой тебе совет – убей ирландца, пока не поздно.
– Послушай, Туарег, я…
– Я серьезно говорю. – Он подался ко мне. – Ты не представляешь, что это за человек.
– Мне очень хочется узнать о нем побольше, – сказал я, стараясь не поддаваться парам гашиша.
– Он – истина.
– Не понял…
– Он во всем доискивается правды, как и я.
– То есть он заставляет людей во всем признаваться?
– Опасна не истина, а человек, который знает, как ее добыть. Ирландец – один из таких людей. Я видел его досье. Он в своем деле мастак. В молодости и я таким был, – усмехнулся Туарег, попыхивая кальяном. – Ты даже не подозреваешь, как много можно узнать о самом себе, если тебе в этом помогут.