Тень королевы, или Слеза богини
Шрифт:
— Я понял. Извините.
— Ничего, — повторила я.
Посмотрела в окно. Над парком висела рваная влажная кисея дождя.
— Мне тоже вас порадовать нечем, — прервала я затянувшееся молчание.
— Почему?
— Мы ушли домой в начале второго. Насколько я понимаю, соседа убили позже. Кстати!
Я оживилась.
— Вы нож нашли?
— Откуда вы знаете, что его ударили ножом? — сразу спросил гость.
Я запаниковала.
— Откуда, откуда... Откуда мы все про всех знаем? Вероника сказала! — вывернулась я.
Следователь смотрел
— Нож мы не нашли, — медленно ответил он. — Забавно, что вы упомянули именно о ноже. Зарезать можно и бритвой.
— Вероника сказала, — повторила я, стараясь говорить равнодушно.
— Понятно.
Следователь еще минуту сверлил меня профессиональным взглядом. Потом собрал свои письменные принадлежности, постучал ими по столу, собрал в аккуратную стопочку и отложил в сторону.
Демонстративно отложил.
— Давайте поговорим, — предложил он. — Просто поговорим. Без записей.
— Не о чем, — твердо ответила я.
— Никакой милиционер к вам придти позавчера не мог. Настоящий милиционер! — подчеркнул мой гость.
Я тоскливо промолчала. И без него догадалась.
— Я бы знал о том, что вас опросили. Знал бы даже о том, что в этой квартире дверь не открыли. Если бы вы не окрыли. Значит, приходил не милиционер. Вы понимаете?
— Слушайте, не разговаривайте со мной, как с умственно отсталой! — вспылила я.
— А как мне с вами разговаривать?!
Гость на минуту повысил тон, впрочем, тут же одернул себя и умолк. Подошел к двери и снова плотно прикрыл ее.
— Ира, вы что-то знаете.
— Ничего не знаю.
— Сначала к вам приходит ряженый милиционер, потом вы меня спрашиваете про нож. Кстати говоря, о том, что его ударили именно ножом, а не каким-то другим колющим или режущим предметом я узнал только вчера вечером.
— Вероника сказа...
— Хватит!
Гость, не отрывая от меня взгляда, нашарил свою чашку и отпил еще глоток.
— Ира, если вы не слабоумная, прошу вас, расскажите мне все.
— Я ничего не знаю.
— Глупо! Глупо! Я уже не говорю, что это просто безнравственно! Знать что-то об убийце, не помочь сле...
— Слушайте, вы...
Меня прорвало. Я наклонилась ближе к незваному гостю и заговорила яростным свистящим шепотом:
— Вы сначала в собственных рядах порядок наведите, а потом за других беритесь! «Безнравственно», блин! Вы это коллегам в метро скажите! Которые только одним озабочены, как карманы собственные набить! За порядком они следят, как же! Да заплати любому менту и неси свою взрывчатку дальше! Взрывай, что хочешь! Вези грузовики с оружием! Только заплати! Ну, какой нормальный человек к менту подойдет по доброй воле?! А?! Да вы на их рожи посмотрите, уже все понятно!
— Вы оскорбляете милицию...
— Она сама себя оскорбляет! — убежденно и в полный голос сказала я. — Она себя уже так оскорбила, что захочешь хуже сделать — не сделаешь!
— Не все такие...
— Конечно! — воскликнула я, всплеснув руками. — Не все, блин! Через одного!
— Как? — саркастически спросил гость. — В бандиты подаваться?
— В сто раз честней в бандиты податься! — убежденно заявила я. — Бандиты присягу не дают и защищать нас не обязуются! Поэтому люди к ним за справедливостью идут, а не в вашу долбаную милицию! Даже если бы я что-то знала, вам бы я ничего не сказала. Ни за какие деньги! Потому что любая сволочь в погонах меня завтра же сдаст убийце, если за это нормально заплатят! И защищать меня никто не станет! А с ним что будет?
Я кивнула на стенку, за которой в зале сидел отец.
— Вы что ли кормить его будете? А? Или, может, наше высоконравственное государство? Что же вы молчите? А?
— Стыдно потому что, — вдруг ответил гость треснувшим голосом.
Только сейчас я заметила, как багровая краска залила его шею и медленно перекидывалась на лицо. Я споткнулась и замолчала.
Гость смотрел в окно, где уныло моросил мелкий, какой-то осенний по настроению дождь.
— Стыдно мне, — повторил он, по-прежнему не глядя на меня. — Тридцать лет отработал... Такой грязи, как сейчас, никогда у нас не было. Всякое было, чего там... Такого — не было.
Он повернул ко мне голову.
— И все же не все такие.
Я промолчала.
— Поверьте мне, — сказал следователь убежденно. — Не все. Я точно знаю.
Я оглядела его старенькую, аккуратно отглаженную рубашку, заметно потертую на манжетах, и мне стало стыдно.
— Простите меня. Действительно, разоралась... Наверное, не все...
— Знаете, почему я не уволился? — спросил вдруг гость.
Я оторопела. Мне-то какое дело? И все же спросила:
— Почему?
— Потому что кто-то должен честно делать свою работу. Иначе в кого мы превратимся? Страшно подумать!
Он медленно покачал головой. И вдруг усмехнулся.
— Мне и дело-то это дали, потому что бесперспективное, — сказал гость. — Ни чинов, ни ценностей, ни свидетелей... Ни-че-го!
Он встал с табуретки и сказал:
— Ладно. Закончим на этом. Только нехорошо получается: убили молодого здорового мужика, который никому зла не сделал, а всем наплевать. Так мы совсем зверями станем.
Я молчала. За стеной сидел мой папочка, который никому, кроме меня не был нужен, поэтому я и молчала. Хотя молчать было очень трудно.
— Ладно, — повторил следователь.
Потоптался на месте и двинулся назад в коридор. Я молча шла за ним.
В коридоре гость обулся, выпрямился и сказал:
— Если кто-нибудь явится вас допрашивать, — спрашивайте, как зовут. Дверь не открывайте. После этого звоните по этому телефону...
Тут он похлопал себя по карману, достал ручку и нацарапал на обрывке бумаги номер.
— Это мой рабочий номер. Если я скажу, что знаю этого человека, тогда пускайте. Запомните: милиционер должен представиться, прежде чем начать разговор.