Тень Луны
Шрифт:
Перечислив зафиксированные кражи и грабежи, я почувствовал дрожь в голосе, когда вынужден был положить ему на стол заявление Колохатько. Шеф пробежал по нему глазами и, помрачнев, нахмурил свои суровые брови.
– Ну зачем ты эту хрень принимал? – устало переспросил он. – Я же четко велел тебе его отправить куда подальше, – и добавил себе под нос, – Ох, блин, молодняк. Когда научитесь работать?
– Да не псих он, Иван Иванович, – возразил я, будучи готовым к такой реакции полковника. – Не псих, это точно. Пожалуйста, примите этого Колохатько и выслушайте. Ему явно есть что сказать.
– Ты его обследовал? –
Мостицкий добавил еще пару крепких полицейских выражений (не для текста), а я сидел перед ним, как студент на защите диплома. Одна половинка сознания тухнет от нахлобучки шефа, но другая, более сильная, понимает – мне есть что защищать.
– Иван Иванович, – говорю я, когда Мостицкий умолк. – Позвольте мне поработать с этим заявлением.
Иваныч еще раз пробежал по бумаге глазами, откинул его мне и пронзительно посмотрел на своего зеленого еще опера.
– Уничтожение Луны, говоришь? И кто его может устроить?… Мировые террористы? Ох, Саня, книжек начитался. Много свободного времени, значит. Надо тебе еще пару-тройку краженок подкинуть. Пропавших котов поискать, в нагрузку.
Да подкидывай, не боюсь я работы. Просто разобраться хочу, с чем этот профессор на самом деле пришел.
– Дипломную закончил? – уже спокойней уточнил Мостицкий.
– Закончил, – бодро заверил я. – Через три дня защита.
– Хоть у нас потом останешься? – усталым тоном переспросил шеф. Он переживает, что пережмет нас, молодых ребят, что мы от него уйдем, уволимся, и не с кем ему, динозавру оперативной деятельности, будет работать. И статистика раскрываемости рухнет вниз.
– Пока останусь, – И здесь я честен.
– В общем так, – подытожил Иваныч. – Колохатько этого завтра вызови на свежую голову и убеди забрать заявление. Откажется – действуй по закону.
– Есть, товарищ полковник.
– Свободен, историк, – и он по-отечески махнул мне ладонью.
А я с неким облегчением, но с одновременной готовностью к новым событиям вышел за дверь.
* * * *
Утром план на день стал прокручиваться в голове, едва приоткрылись мои заспанные глаза. Тело и мозги быстро втягивались в нужный для оперативника ритм. Заявление странного профессора не покидало мысли ни весь вечер, пока я пролистывал готовую дипломную работу, отыскивая в ней последние возможные косяки, недопустимые для претендента на «красный» диплом, ни ночью, когда впечатленный мозг долбили замысловатые сны.
Мамочка уже приготовила мне завтрак, когда я появился из ванной на кухне нашей небольшой квартирки. Самый близкий для меня человек, мама заботливо поинтересовалась, как я выспался, отметила мои круги под глазами, порекомендовала меньше работать и завести постоянную девушку (что немыслимо при моем жизненном ритме), чмокнула усевшегося за стол сына в щеку и открыла кастрюльку, высвобождая аппетитный пар.
– Кушай, сынок, – и удалилась смотреть новости по телеку в комнату. Погруженный
– Сынок! – услышал я мамин голос с соседней комнаты. – Это по твоей части, – и доносит до меня телевизионную новость. – Похитили картину!
– Какую картину, мам? – задумчиво уточнил я, не воспринимая информацию на фоне обдумываемых событий, как тут, словно молния ударила в затылок.
«Они уже начали похищение картин».
Колохатько. Его фраза вчера…. Что, блин, происходит? Как самолет-истребитель, я вылетаю со стула и рвусь в комнату с телеком.
« -… Полотно Джаконды, известное также, как Мона Лиза, является шедевром мировой живописи и уже сотни лет представляет загадку для всех искусствоведов. Сегодня еще большей загадкой стал факт похищения величайшей картины Да Винчи с парижского Лувра, – активно вещал журналист по «ящику». – Система безопасности музея отличалась высшей степенью защиты и исключала подобные преступления века. Оперативно создан следственный комитет, проверяются на причастность музейные сотрудники, а также введен режим проверок в аэропортах Парижа и всей Франции с целью недопущения вывоза картины….».
– Ой, что делается, сынок, – говорит мамочка. – Уже до Лувра добрались. Они там в Европе от воров не могут избавиться, где уж нам тут….
Ограбление Лувра – это не обчистка квартиры коммерсанта с набережной. А великое полотно – не «Айфон», уведенный в метро у невнимательной студентки. Как такое могло произойти? Лувр обокрасть невозможно. И этот ли случай прогнозировал вчера профессор Колохатько? Ощущения приближения настоящего события, в котором я сыграю ключевую роль, застучали внутри с новой силой.
Лечу на работу в отделение. Вот заявление с оставленным мобильным номером. Набираю нужные, написанные аккуратным профессорским почерком цифры.
– Аристарх Петрович…. Доброе утро, это вас младший лейтенант Рудный беспокоит…. Да, можете подъехать.
Когда странноватый профессор вошел в мой кабинет, я поймал в себе еще одно ощущение, будто Колохатько не уходил вчера из отделения, и что виделись мы минуту назад, а не сутки. И что его беспокойство становится моим, связывая с совершенно незнакомым чудаком с неустановленным психическим состоянием невидимой, но крепкой нитью. Мозг закипел, подбирая нужные вопросы для его допроса.
Он пожал мне руку, а я почувствовал в его рукопожатии надежду. Эта самая надежда быть понятым и принятым засветилась в его глазах.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – постарался придать я голосу официоз, Колохатько сел напротив меня, а мои руки привычно достали лист бумаги. Процессуальная формальность, получение объяснения от заявителя мне сейчас не казалась формальной. Я готов был услышать непонятные, но важные сведения.
– Аристарх Петрович. По вашему вчерашнему заявлению я должен задать вам ряд вопросов. Расскажите пожалуйста, что вам известно о готовящемся правонарушении?