Тень мачехи
Шрифт:
Наклонившись по куриному, Слотвицкий прикрыл за собой дверь, и покатился навстречу Сергею, семеня толстыми ножками. Тот вышел из-за стола, широко улыбнулся, потряс пухлую руку крепыша:
— Игорь Игоревич, здравствуйте! Рад, рад дорогому гостю!
— Здравствуйте, очень приятно, очень! А я-то, я-то как рад! Не часто так встречают в министерских кабинетах, — притворно заскромничал хитрюга Слотвицкий.
Нина Васильевна материализовалась рядом, бесшумно расставила на столе содержимое принесенного с собой подноса: две чашки кофе, молочник, сахарницу, и бутылочку рижского бальзама. «Зачет!» — удовлетворенно улыбнулся ей Волегов. Надо же, Слотвицкий в последний раз был у него года
— В партии нашей досадная брешь образовалась, — пожаловался Слотвицкий. — Орлят молодых много, но что за ними? Пока лишь амбиции, реальных достижений нет. А грифы наши подустали, шутка ли — по тридцать лет в политике, еще с допартийных времен… Да и на своих местах они, делом заняты. Нам бы ястреба, да чтобы борзый, фактурный, умный — и в то же время уважающий старших товарищей. Веришь ли — по всей Москве кандидатуру ищем.
— Верю, Игорь Игоревич, — вздохнул Сергей. — Кадровый вопрос — самый сложный.
— Так вот, говорю я им: а Волегов? Прекрасный же кандидат! Биография идеальная, поднялся с самых низов, честный чиновник, семьянин примерный, спортсмен! Никаких скандалов в прессе, известен народу только с положительной стороны — если вообще известен. Чистый лист, так сказать, и сделанный из очень хорошей бумаги. А они мне: действительно, прекрасный человек, срочно к нам в партию! Если испытательный срок пройдет, то примем, отчего же не принять, такие нам нужны. А через годик выборы в Заксобрание, и нам свой кандидат понадобится. Который все правильно сделает, народ за собой потянет.
— Спасибо, так лестно — аж смутили меня, — поддержал игру Сергей. — А партии вашей я давний сторонник, голосую сердцем, так сказать. Только есть ли смысл куда-то народ тянуть? Понятно же, кого в итоге выберут.
— Дорогой мой Сергей Ольгердович! — Слотвицкий, будто растрогавшись, приложил ладони к груди. — Как же я все-таки рад, что не ошибся в вас! Вы же всё прекрасно понимаете, это даже удивительно, учитывая отсутствие политического опыта. Действительно, мы знаем, кого выберут. И это человек достойный, согласитесь! Но не все, к сожалению, это понимают. И лезет всякая шушера во власть, и страшно подумать, что будет, если пролезет. Так вот чтобы не пролезла, нужны мы с вами. Наша задача — показать людям, которым по какой-то причине не нравится будущий мэр, что за шушеру тоже голосовать не стоит! А можно проголосовать, к примеру, за Волегова. Прекрасный же человек!
«…И пароход», — мысленно добавил Сергей. Слушая излияния Слотвицкого, он в нужных местах показывал свою реакцию — кивал, вздыхал, разводил руками. А сам напряженно думал. Предложение сделано, это ясно. Второго такого не будет. Если согласиться, вступить в партию, стать техническим кандидатом и, согласно сценарию, проиграть эти выборы — его выдвинут на следующие. И уже не в качестве «технаря». Партии нужны свои люди во власти. А если учесть, что следующие выборы — в Московскую областную думу, то… Можно сорвать джекпот. Нужно соглашаться, и немедленно.
Только вот насчет примерного семьянина Горе Горевич ошибается. Теперь это уже не так. С другой стороны, кто узнает о Вике? До выборов еще много времени, и особого интереса к его персоне никто не будет испытывать как минимум полгода.
— …не перестает быть важным! — продолжал вещать Слотвицкий. — Ведь партия — это своего рода кузница кадров. И, конечно, фильтр, который обязан
— Безусловно! — ответил Волегов. — Более того, я уверен, что смогу принести пользу, и готов много работать для этого.
Действительно, если стать политиком, можно кое-что изменить в городе для его блага. Сергей не питал иллюзий — понятно, что придется делать то, что скажут. Но если он в итоге пройдет в городскую думу, то можно и к высоким целям устремиться. Что-то сделать для улучшения жизни москвичей. Ну и своей параллельно — он же не бессеребренник.
— Я рад, что мы друг друга поняли, — осклабился Горе Горевич. — Вы можете прямо сейчас заполнить анкету и заявление на вступление в сторонники. У меня все бланки с собой. А через полгодика мы вас примем в члены партии, и можно будет двигаться дальше.
6
Сергей вышел из дверей министерства довольно поздно. Заводя свой серебристый «Лэндкрузер», подумал: жаль, так и не выбрал время позвонить жене. Анюта, наверное, уже спит. Завернуть в ресторан, поужинать?
Нет. Он устал. И отчего-то пустота в душе… Ему безмерно захотелось домой. Хороший ужин не так важен, найдется же хоть что-то в холодильнике. Главное — увидеть жену, убедиться, что с ней все в порядке.
Обогнув Лубянку, Волегов погнал машину по Новой площади, через весь Китай-город. Свет уличных фонарей заливал улицу желтым, дробился в стылых каплях такого неуместного зимой дождя, изумлялся черноте уродливых сугробов, оплывавших на обочине. Широкое полотно дороги было бесснежным, устланным лужами — будто кто-то разбил на небе огромное зеркало и сбросил вниз его осколки. Это казалось красивым, но Волегов подумал, что на самом деле асфальт — грязный, а дорогу хорошо бы включить в план ремонта. В понедельник нужно зайти к Тищенко по этому поводу, пусть пошевелит своей задницей.
«Да, Волегов имеет вес, и в Министерстве это знают», — удовлетворенно хмыкнул Сергей и вывернул руль, объезжая еле ползущую «копейку». Так же он управлял и своей жизнью — уверенно, властно, не допуская просчетов и легко обгоняя тех, кто шел в том же потоке, но был слабее, медлительнее, неповоротливее его. А ведь каких-то двадцать лет назад он лишь мечтал о том, что переедет в столицу из родного поселка, который можно было пройти от края до края за сорок минут беззаботной прогулки. Если, конечно, не вляпаешься в коровью лепёху, и не свалишься в скользкую глинистую грязь, которой вместо асфальта было устлано большинство улиц.
Никто не знал тогда, что Серёга Волегов будет работать в самом сердце Москвы, и почти ежедневно проезжать через её, такую древнюю, юность. Смотреть на улицы, мощенные брусчаткой, креститься на золотые луковицы храмовых куполов, робеть перед строгой красотой старинных зданий из красного кирпича, не упокоившийся дух которых следил за ним сквозь высокие окна. А ведь это были его любимые места, очаровавшие его еще в ту пору, когда Сергей впервые приехал в Москву… Память мгновенно отозвалась, наложив пожелтевший слайд на панораму зимней улицы, и Волегов увидел лето последнего года 80-х — пыльную жару под странно темным, низким небом — полем боя, на которое сползались войска налитых злостью туч, готовящихся к грозе, как к войне.