Тень мачехи
Шрифт:
Мысли о муже были как шаги по тонкому льду, под которым темнела какая-то чуждая, пугающая глубина — тёмная сторона ее супружества, бездна, в которую она не заглядывала раньше. Но она шла, и лёд под ее ногами трещал и лопался, а она всё пыталась разглядеть правду под его мутной поверхностью. Теперь все прожитое Таня видела по-другому: сухость Макса больше не казалась следствием занятости, нервозность — результатом рабочих проблем, отсутствие дома — желанием обеспечить семью. Фундамент их жизни оказался тонким и не способным поддержать, щупальцами трещин тянулись под ногами ссоры, и риск провалиться в полынью возрастал с каждым днем. Вот только Таня как-то смогла убедить себя,
Что держит вместе ее и Макса, зачем им вообще семья? У них настолько разные ценности… Его возбуждают деньги — а ей нужнее любовь. Он тусовщик — а она по вечерам ходит только на работу. Он любит «блеснуть чешуей» — а ей стыдно бравировать своей обеспеченностью. Секс? С тех пор, как она решила завести ребенка, их близость превратилась в медицинскую процедуру. Наперед известно всё: чувства, даты, позы…
А еще… Незадолго до свадьбы она рассказала Максу о Пандоре. Об этих приступах, сводящих Татьяну с ума… Или свидетельствующих о том, что она уже безумна? Тане казалось, что он должен знать, что так будет честнее. Но Максим сказал: «Что бы с тобой ни происходило, я буду любить тебя». И тогда она ему поверила. Но потом, когда приступ повторился — кажется, после того, как мать попыталась стравить их с Максом, доказывая факт его измены какими-то глупыми фотографиями — муж чуть не сдал Таню в психушку. Позже выяснилось, что девушка на фото — менеджер компании-поставщика, и встреча была сугубо деловой. И Татьяна перестала переживать о том, что Макс ей не изменяет. Но с тех пор она зареклась рассказывать мужу о своих приступах. Которые, к счастью, случались все реже.
Беда их брака в том, что доверие между ними стало показным. Искренность ушла, не стало совместных целей. И путь, по которому собирались пройти двое, закончился развилкой. Каждый пошел по своей дороге, и не хотел возвращаться.
Вздохнув, Таня сцепила пальцы — будто протянула руку самой себе: поддержать, показать, что кто-то рядом… Ее обручальное кольцо из платины больно надавило на основание пальца. И вновь это кольцо показалось Тане нелепым и жалким, как кусок серого уставшего металла. Она не в первый раз смотрела на него со смесью грусти и негодования. Решиться и снять? Навсегда?
«Что ты гоняешь эти мысли, ведешь бесконечный внутренний монолог о своих проблемах? Будто прилипла языком к замороженной железной двери, которую хочешь открыть!» — Татьяна взъелась на себя, чувствуя, что подобралась к краю. — «Сколько раз ты хотела поговорить с ним, когда он тебя обижал? И всё спускала на тормозах: его невнимательность, увиливание, пьянки… Но тема родительства слишком важна для тебя, чтобы надеяться на лучшее, не зная правды. Поговори с ним — спокойно, но твердо. И пусть он, наконец, признается, нужен ли ему ребенок. Нужна ли ты, в конце концов. А теперь перестань ныть и займись, наконец, своей физиономией!»
Это подстегнуло, и токсичный поток остановился, будто налетев на плотину. Таня вытащила тюбик тонального крема, нанесла на щеки, нос и лоб сливочно-желтые мазки. Принялась растирать их, легко касаясь кончиками пальцев. Крем тонко пах клевером, освежал лицо. Что ж, новая французская марка, продукцию которой Макс закупил для продажи в аптеках, была неплохой. Ее муж постоянно расширял ассортимент. Скоро мы начнем торговать лыжами и велотренажерами, невесело усмехнулась Таня. А что, они тоже нужны для укрепления здоровья.
Глянула в зеркало, пересекавшее откинутую крышку несессера широкой бездонной полосой. Цвет кожи идеально выровнен, лицо
Татьяна расчесала волосы, брызнула на шею туалетной водой — холодные капли взбодрили, как крохотный душ, тягучий аромат Ultraviolet от уважаемого ею Paco Rabanne окутал ее запахом достоинства, ореолом загадки. Женщина. Она — женщина, и этого не отменить. А коль это так, у нее когда-нибудь обязательно будет ребенок… И, если понадобится, новый муж.
Она сняла бесформенную ночнушку, надела цветастый халат — такие в гинекологии выдавали бездомным или поступившим по экстренной (что ж, очень к месту — она тоже чувствовала себя странницей, потерявшей семью и дом). Нужно спуститься в педиатрию: ей хотелось поговорить с Витькой по поводу вчерашнего мальчика, а, может, и навестить этого скрытного пациента. Вдруг удастся разговорить его. Без этого не получится защитить ребенка от человека, который настолько искусно владеет ремнем, что хочется на этом же ремне его и повесить.
Она выпрямила спину и вышла в коридор. Возле двери отделения висело большое зеркало. Таня окинула себя взглядом: лицо и прическа в порядке, а вот тело, утонувшее в больничном халате, выглядело, как клумба, которую утыкал цветами безумный садовник. Стоит сказать Максу, чтобы привез ей нормальную одежду.
«Ты поговоришь с ним сегодня. И не начинай трястись от страха, — велела она себе. — Помни, что самое страшное ты уже пережила».
3
Снегоход радостно взрыкивал, бросался снежной пылью — как давно не гулявший зверь, обезумевший от простора. Залесский крепче взялся за широко расставленные рога руля: под снегом, засыпавшим поле, могли скрываться рытвины или пни, а, значит, в седле нужно держаться прочно. Не по-зимнему яркое утреннее солнце слепило глаза, и он опустил со лба горнолыжные очки с затемненными стеклами, резко крутанул ручку газа и выехал на холодную равнину. Он уже увидел, где прополз мальчишка. Широкий извилистый след, пересекавший белую пустошь, казался тропой, испещренной норами странных животных. Похоже, парнишка полз, проваливаясь в снег локтями и здоровым коленом, волоча больную ногу. Залесский поморщился, представив, что пришлось вытерпеть найдёнышу. С другой стороны, если бы не снег, трудно было бы определить его маршрут.
Юра пришпорил снегоход, и тот заскользил вдоль следов, взрезая лыжами запорошенную даль. Стена леса, темневшая на горизонте, приближалась с каждой минутой. Залесский глянул на спидометр: позади уже три километра, а ведь мальчишка прополз их с вывихнутым коленом. Сколько времени на это ушло? Не удивительно, что он заработал такой кашель.
У кромки леса следы взбирались на холм, заснеженный горб которого был усеян небольшими сосенками. Выпростав лапы из-под льдистого фирна, они стояли застывшими стражами, по-дикообразьи щетинясь зелеными иглами. Снегоход скользнул между ними и, клюнув носом, заурчал, выкарабкиваясь из рыхлости сугроба. Юрий чуть сдал назад и заглушил мотор: дальше стена деревьев уплотнялась, громоздкий снегоход мог не пролезть сквозь нее, так что придется идти пешком. Но чутье подсказывало, что осталось недолго.