Тень мачехи
Шрифт:
— Конечно!
— Чудненько. А то вдруг без вас меня к мальчику не пустят. Придется самому с тортом расправляться, а я сладкое, знаете ли, как-то не очень…
Не успел он повесить трубку, как раздался новый звонок. Литвинцев. Ну надо же, быстро он.
— Юра, я все узнал. Там ситуация не самая простая. Мальчик этот не из лучших учеников, с двойки на тройку едва переползает. Школу часто прогуливает. Нелюдимый очень, классный руководитель не может с ним общий язык найти. Но при этом парень не хулиган, никогда ни в чем криминальном замечен не был — то есть не ворует, драк не устраивает. Живет с мамой,
Залесский быстро записал адрес в настольном календаре, поблагодарил Литвинцева и повесил трубку. «Поехать туда, поговорить с соседями? Нет, время к четырем, все еще на работе, — размышлял адвокат. — Лучше наведаться к ним вечером, а сейчас в магазин, за тортом. Представляю, как его ждет этот мальчишка».
Он вышел из кабинета и направился в гардеробную. Нужно использовать шанс на реабилитацию в глазах этой хорошенькой докторши, принявшей его за бомжа в первую встречу. Залесский приложил руку к щеке — хорошо, что вспомнил, нужно побриться.
Он торопливо вошел в гостиную и замер — экономка сидела в кресле, как в засаде, ждала его, глядя пристально, с хитрецой. Он поднял руки, как солдат, сдающийся на милость победителя:
— Петровна, ну помилуй, ну некогда мне сейчас!
— Что тебе некогда? Ну, что тебе некогда? Ты, между прочим, обещал мне разговор продолжить! — ответила она, вскакивая с места и перегораживая ему путь. Глядя на нее с высоты своих ста девяноста восемь, Залесский невольно рассмеялся: он же может взять сейчас эту маленькую женщину и переставить ее на другое место, как подъемный кран. Однако Алле Петровне его смех пришелся не по душе.
— Нет, ты мне ответь, есть ли у меня надежда? — требовательно спросила она.
— Надежда всегда есть, Петровна! — оптимистично ответствовал он. — Тебя какая конкретно интересует?
— Хочу знать, успею ли твоих детей понянчить, — заявила экономка, складывая руки на груди и сводя к переносице сердитые брови.
— Вот ты хватила, дорогая моя! — всплеснул руками Залесский. — Я же сам их себе не рожу! А жениться мне не на ком… Пока…
— Ты, Юра, сам себя в бобыли записал! — бросила в сердцах экономка. — Вот всыпали бы тебе дед и бабушка, царствие им небесное! А у меня рука не поднимается!
«Я никогда не перестану быть для нее ребенком», — подумал Залесский, скрываясь за дверью ванной. И от этой мысли на его душе будто кошки разлеглись, замурчали…
9
Днем в «Самурае» — самом престижном ресторане города — и до ремонта бывало мало посетителей. А сейчас в зале вообще не было ни одного клиента. Ведь сюда пускали только тех, кто мог рассчитаться платиновой картой, а далеко не все городские тузы уже услышали о том, что «Самурай» снова принимает гостей — вечеринка в честь официального открытия должна была состояться в конце недели.
Сперва Максим занял столик у окна, но затем решил, что отдельная кабинка лучше
Он снова открыл дверь — пусть официанты не говорят в случае своих же косяков, что его не было видно. «Кадровый вопрос», «человеческий фактор» — Максу было бы всё равно, если бы сегодня его не обслужили рысью. Расстегнув пиджак и подтянув брючины так, чтобы ткань не вытянулась на коленях, он сел лицом к ресторанной двери — по привычке, приобретенной еще в девяностые. Молодой официант в белом кимоно и широких черных шароварах тут же принес ему меню. Максим попытался раскрыть красную кожаную папку с вытесненным на ней изображением японской хижины, но едва не выронил ее из неловких, трясущихся от похмелья, рук. Ругнулся сквозь зубы, с подозрением глянул в невозмутимое лицо официанта. Реально косоглазый, как япошка. И спокойный, сволочь. Какого черта он здесь стоит?
— Я приглашу, — мрачно сказал Макс. Официант церемонно поклонился и вышел из кабинки.
Как обычно, в ресторане «Самурай» цены были величиной с Фудзияму — и не только на традиционные блюда японской кухни. Кроме разнообразных суши, якитори, мисо-супов, такояки и удона с добавками в меню присутствовали и русские кушанья. Но даже обычная «селедочка под водочку» — пара порезанных кругами картофелин, колечки маринованного лука и несколько маленьких кусочков филе сельди, слишком соленых даже на вкус Макса — стоила здесь чуть меньше тысячи рублей.
Есть не хотелось совершенно. Похмелье еще не отпустило, еще каталось внутри колючим грязным шаром, поднимало в голове Макса тошнотворную муть. Кривясь, он гаркнул в раскрытую дверь кабинки, срывая злость:
— Я что, до завтра ждать должен?
Служака в японской одежде был недалеко, наблюдал за гостем, ожидая знака или взгляда, и такого отношения не заслужил — но Максу было плевать. Глянув на официанта с презрением, он велел принести солянку и бутылку «Будвайзера».
— Сразу жалобную книгу захвати, если мне придется ждать дольше десяти минут, усек? — угрожающе присовокупил Макс. — И молитесь там всей кухней, если солянка будет холодной…
Пиво ему принесли уже через минуту — холодное, едко пахнущее солодом, в высокой глиняной кружке, над которой высился белоснежный пенный холм. Макс коротко дунул а пену, отхлебнул с наслаждением. Чуть горчащий холодок с едва заметной грейпфрутовой ноткой потек по жилам, расслабляя тело, гася похмельный жар.
— Уэээхх, хорошо! — крякнул от удовольствия Макс и залпом заглотил остатки пива. Показал официанту два пальца — мол, повтори. Вяло подумал: «Ну и что, что за рулем? Ничего они мне не сделают…» С начальником ГИБДД он тоже играл в покер, и тот до сих пор не отдал свой долг. Конечно, пятьсот баксов не те деньги, ради которых нужно устраивать разборки, но… Карточный долг — святое, это знает каждый порядочный игрок.