Тень на обороте

Сергачева Юлия

…Стены, переходы, лестницы. Смутные тени с ужасом шарахаются прочь. Некоторые нерасторопны, и я отшвыриваю их, грязно выругавшись… Огромная, показавшаяся мне просто чудовищной, тень заступает дорогу. От нее веет злой стужей.

— Господин Юг? Райтмир?

Тень съеживается, обретая очертания мага Ставора. Маг ниже меня ростом, но мне все еще чудится, что великанская тень по-прежнему высится за его плечами. Ставор чем-то недоволен. Лицо его спокойно, голос негромок, однако недовольство колышется вокруг него темным облаком, полным грозовых разрядов.

— …вы вольны распоряжаться

свободным временем на острове по собственному усмотрению…

О чем это он? Я делаю попытку сосредоточиться. Суровость Ставора смешана с легким презрительным снисхождением и отдает тухлятиной. Так смотрят на элитного кобеля, вернувшегося домой в репьях после шального загула в компании окрестных дворняг. Это не раздражает, это бесит. Да как он смеет?

Однако пока я осмысливаю, что к чему, борясь с накатывающей мутью, Ставор уже продолжает:

— …но, общаясь с людьми, извольте держать себя в руках, — интонации его скучны, даже особого укора не слышно, но меня словно по щекам хлестнуло, частично выбивая дурман.

— Да какая разница? — глухо осведомился я. — Я же Оборотень! Чудовище.

— И, тем не менее, я настоятельно рекомендую вам вести себя достойно.

Подспудно тлевшее, искавшее выход, бешенство распускается слепящими протуберанцами.

— Не указывайте мне что… — сипло, но взвинчено начал было я.

И не договорил. Повторно номер, проделанный в Черноскале с насморочным Гостем, не прошел. Не тот партнер.

Земля под ногами мягко содрогнулась — где-то внизу пришли в движение могучие корни. Ставор не шевелился, но я буквально всем продрогшим телом ощущал этот скребущий, томительный звук от которого сразу бросило в дрожь. То, что двигалось там, без особого труда скрутит наглеца Оборотня.

В голове вдруг прояснилось. А что, если… Время делать выбор? Или идти до конца, испробовать свою мифическую мощь, намертво сцепившись с противником, отрезая пути назад или… Отступить и покориться.

Амулет туго завибрировал.

«Чего ты боишься?» — спрашивал мертвый дракон на острове. Вот этого самого мига. Когда нужно будет окончательно решить, человеком мне жить дальше или Оборотнем. Навсегда.

— Не стоит… — Ставор наблюдал за мной очень внимательно. Потом протянул руку (я отпрянул) и, прихватив за цепочку, вытащил из-за ворота моей рубашки амулет. Приподнял уголки губ. — Много лет назад я был одним из тех, кто надел его тебе на шею.

Да! Вот почему этот голос показался мне смутно знакомым.

Маг провел большим пальцем по узору на металле; слегка нахмурился, словно почувствовал нечто неожиданное, но продолжил все тем же ровным тоном:

— Возможно, ты сломаешь печати и окончательно обратишься. Возможно, ты сомнешь даже меня, если в твоей крови спит сила всех сгинувших Оборотней… Ты объявишь войну и тебе придется идти до конца. Но может, за тобой ничего нет или ты вмиг сгоришь, ибо могущество то слишком велико для одного человека.

— Это… это все равно лучше, чем жить… на удавке, — хрипло выдохнул я. Каждый глоток воздуха жег глотку.

— Все мы живем на поводках обязанностей, страстей и привязанностей. Но если уж рвать цепи, то не из пустого каприза,

а ради чего-то значительного… — Тон Ставора внезапно смягчился. — Прости меня, мальчик, я поторопился. Мне следовало заметить, что ты сейчас не в себе… Ступай. Хотя, погоди…

Я, зачарованно шагнув было мимо, покорно застыл и даже не дернулся, когда Ставор поднес к моему лицу раскрытую, сухую ладонь и провел перед глазами. Мелькнули темные трещинки на светлой коже. Раскалывающая голову боль исчезла, а на лицо словно легла слегка тесноватая маска.

— Ты так непоседлив, что «лик» лучше носить постоянно.

Он не желал меня унизить. Просто мимоходом продемонстрировал сегодняшнюю расстановку сил и напомнил правила игры. Если я остаюсь в игре, то вынужден снова принять их.

* * *

Вернулся…

Я вернулся обратно. А если вернулся, то молчи и терпи. Потому что вернулся. И незачем обвинять Илгу, что она притащила меня назад. Я мог уйти, но не ушел. И когда я спьяну кричал ей, что не вернусь никогда, я знал, что это просто бахвальство. Пустые слова. Почему? Потому что я трус и дурак? Потому что не готов? Потому что не знаю, как жить в мире и привык быть Оборотнем?..

Потому что мне незачем уходить. Ставор прав — рвать цепи стоит ради чего-то или ради кого-то… А ради себя самого? Стою ли я этого?

Шалое чувство вчерашней свободы не ушло, но залегло куда-то в подсознание, на задворки души. Ждать своего часа или гнить, отравляя миазмами.

Ох, до чего же паршиво… И от выжирающего изнутри стыда и неясного сожаления, и от воспоминаний о вчерашнем безумии и предательстве Илги (хотя в чем она тебя предала? она и не считала тебя своим другом…) и от накатившей простуды. Скорчившись на постели, я пережидал приступы озноба и жара. Прямо напротив кровати на кресле лежало безжизненное и темное «око», найденное внизу. В нем я видел только самого себя — скрюченного, жалкого… Мерзкое зрелище, но сил нет отвернуться.

А потом в поле зрения вплыла встревоженная физиономия Эввара.

— Райтмир? — Он наклонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Вы не спите?

— Уйдите, Эввар, — тускло отозвался я, пытаясь смотреть сквозь нежданного гостя и продолжать упиваться собственным ничтожеством. Отражение в мелком шаре очень этому способствовало.

— Простите за вторжение. Я стучал, стучал внизу, но вы не отвечали и я…

— …забеспокоился. Вы слишком много беспокоитесь по пустякам. Вам нечем больше заняться? У вас нет друзей или любимой женщины? Наверняка, нет… Тогда сходите в… в цирк! — Слово оказалось таким черствым, что, похоже, ссадило язык.

На круглых щеках Эввара проступили пунцовые пятна. Губы стиснулись, потеряв цвет и превратив рот в кривой разрез, который все же разомкнулся, выталкивая звуки через силу:

— Да. У меня нет друзей и любимой. И никогда не было.

— Мне-то что за дело… — я равнодушно зажмурился.

Услышал, как непрошенный гость уходит, шумно топая. А потом возвращается. Много прошло времени или мало, не могу сказать. Для меня время обратилось в одну долгую, полную душных видений, минуту.

— Вот, выпейте! Это прекрасное целебное средство, любое недомогание как рукой снимет.