Тень нестабильности
Шрифт:
– Тогда зачем вы задаете мне такие вопросы? Проведение подобного рода инспекций - обязательная процедура, и я не имею права ею пренебречь.
– О чем прекрасно осведомлен полковник Мейер, я полагаю. Вопросов больше не имею, агент Айсард.
Сибовец замолчал и повернулся к иллюминатору. Его ладонь снова легла на рукоять бластера.
Видимо, бывшего оперативника это успокаивало. Придавало ему уверенности, что он успеет вовремя среагировать на угрозу.
В наступившей тишине простой сигнал оповещения показался ужасно громким,
Исанн вытащила из кармана комлинк. Сообщение, высветившееся на экране, заставило ее похолодеть:
"Я тебя предупреждал".
Станция уже виднелась за иллюминатором, неумолимо увеличиваясь в размерах.
* * *
"Все кончено".
Эта мысль преследовала Мейера с самого утра. С того момента, когда его осведомители сообщили, что информация о местоположении Исанн Айсард дошла до высшего руководства мятежников.
Все шло по плану. В том-то и проблема. Сейчас, при здравом размышлении, полковник запоздало понял всю тяжесть своей ошибки... которую теперь не исправить.
"Глупо было посылать девчонку на смерть. Неужели мне бы не хватило ума переиграть ее? Выставить ее деятельность в таком свете, чтобы Айсард сам отозвал дочь с Рутана, лишь бы замять неприятную историю? А теперь что? А теперь сюда сбежится половина этой хаттовой конторы, с разъяренным папашей во главе. И даже будь я невиновен, ему было бы наплевать".
Он сглупил. Поддался панике и допустил непростительную ошибку. И его судьба - предрешена. Мейер не любил фатализма, но это факт. Смерть Исанн Айсард развяжет ее отцу руки, станет удобным предлогом для любых следственных действий... не говоря уже о том, что подозрения в первую очередь падут на человека, которому молодая разведчица мешала больше всего.
На совести полковника лежало слишком много грехов, чтобы скрыть их при таком раскладе.
"Возможно, именно этого Арманд и добивался. Бесчеловечно жертвовать собственным ребенком ради политических амбиций... но для сильных мира сего не существует подобных ограничений. Достигая определенных вершин, ты неизбежно становишься тем, что большинство обывателей именует коротким, но емким словом "монстр". Мне ли не знать..."
И, что самое худшее - он клюнул на этот трюк. Оказался предсказуем и управляем.
Ситуация из тех, когда самым разумным выходом кажется выстрел в висок. Но в природе человека до последнего надеяться на лучшее - а Халид Мейер, ко всему прочему, был человеком сильным. Оступившись, он всегда стремился подняться вновь, хватаясь за любую возможность...
...что и поставило его на грань гибели. Если бы он только не принял предложение лорда Вандрона...
...и что тогда? В рутанском филиале ИСБ вскоре появился бы новый руководитель, только и всего. Такие люди, как глава КОСНОП, отказов не принимают.
Мейер горько усмехнулся: вот она, его главная ошибка. Он оказывался в проигрыше, какой бы шаг ни предпринял: любой его выбор приводил либо к одному варианту гибели, либо к другому - с разницей лишь
Тот, кто готов мириться с ролью марионетки в руках кукловода, заранее обречен. И единственный шанс на спасение - начать собственную игру.
"Еще не поздно, - отчаянно убеждал себя полковник, безучастно рассматривая какую-то бумагу. Слова мгновенно вылетали из памяти, стоило их прочесть, и смысл документа от сибовца ускользал.
– Надо лишь прекратить паниковать и хорошенько все взвесить. Какие козыри остались у меня на руках? На каких противоречиях между Вандроном, Айсардом и Соллейном я могу сыграть, исходя из нынешнего положения?"
Когда-то подобные задачки давались ему удивительно просто: перед глазами будто вставали нити, связывающие между собой основные фигуры игры; концентрическими кругами от них расходились сферы влияния; прорехами зияли слабости и противоречия...
Сейчас - ничего подобного. Только в висках бьется назойливая мысль: "Обречен. Ничего уже не изменить".
Видимо, он и впрямь потерял хватку. Или в этот раз ситуация была поистине безнадежна?
Сигнал интеркома не мог раздаться в менее подходящий момент.
– В чем дело, Кальн?!
– гаркнул Мейер, не позаботившись придать голосу хотя бы видимость спокойствия.
– Сэр, к вам посетительница. Элеонора Отэн, гражданская.
– Так какого...
– полковник проглотил крепкое ругательство.
– По какому вопросу она обращается лично ко мне?
– Вчера ее направили к вам, сэр, - в голосе адъютанта послышалось удивление, будто вопрос начальника его изрядно смутил.
– Из Антитеррористического отдела. Ее внуку грозит смертная казнь, а так как он - несовершеннолетний, а она - единственная близкая родственница и законная опекунша...
"Отэн...
– мужчина пробежался взглядом по документу, содержание которого не мог взять в толк уже несколько минут подряд.
– Получается, я успел дать этой старухе разрешение на прием? Еще вчера, надо же. Интересно, что еще я успел подписать, толком не прочитав?"
Мейер выдохнул сквозь стиснутые зубы: снова придется тратить время на пустые формальности. Эта бабка - отнюдь не первая в череде безутешных родственников, умоляющих о снисхождении для "неразумного ребенка".
Все они получали один и тот же ответ.
– Достаточно, Кальн. Пропустите ее.
В кабинет, опустив взгляд в пол, прошла пожилая женщина. Очень ухоженная и опрятная, достаточно дорого одетая, она производила бы вполне приятное впечатление - при условии, что на Мейера сейчас хоть кто-то мог произвести приятное впечатление.
– Присаживайтесь, мадам, - холодно бросил он, скрывая раздражение за официальным тоном.
Старуха несмело опустилась в кресло напротив стола. Она немедленно склонила голову, и края черного, расшитого золотом платка спрятали в тени ее лицо. Холеные, хоть и сморщенные от возраста руки беспокойно теребили подол платья.