Тень Саддама Хусейна
Шрифт:
– Моя... жена...
– Да?
– У моей жены есть подруга из Кербелы... она живет сейчас в Басре...
И Саддам, и молодой Кусай пристально смотрели на меня, с улыбкой кивая головой, пока я бессвязно рассказывал свою историю.
– Муж этой женщины десять лет назад погиб в производственной катастрофе, и она одна воспитала двух сыновей. Обоих недавно арестовали, и младший был казнен. Она не знает, что случилось с другим сыном. Моя жена спросила меня, могу ли я узнать, где он.
– Понятно, - сказал Саддам, все ещё улыбаясь. Показалось ли мне это, но улыбка словно приклеилась к его лицу и напоминала оскал.
– И почему были арестованы
– Не имею представления... Саддам, но мать считает, что они были арестованы службой безопасности.
– И она, конечно, настаивает, что оба не виновны и не причастны ни к каким правонарушениям?
– Да, она считает именно так.
– Как его имя? Старшего сына.
– Его зовут Ясин Хассан аль-Асади.
– Сколько ему лет?
– Точно не знаю. Я думаю около двадцати одного.
– Ты говоришь, он из Басры?
– Саддам прошелся по комнате, задумчиво глядя в пол.
– Я разберусь в этом, Микаелеф, - наконец сказал он, - но я не могу ничего гарантировать. Мы не знаем, как серьезны были его преступления, но мне кажется, что эта подруга твоей жены, мать Ясина Хассана, заслуживает симпатии. Если преступления Ясина не столь серьезны, мы можем в этом случае проявить снисходительность.
Мне пришло в голову, что присутствие Кусая при этой сцене оказалось удачным обстоятельством. Младший сын Саддама, которому к тому времени было шестнадцать, настолько отличался от Удая, насколько могут различаться два брата. Я видел его крайне редко, и даже в этих редких случаях он почти всегда хранил молчание. Он, казалось, был счастлив, что его отец находится в центре внимания, и не пытался поразить или запугать окружающих, как это делал Удай в его возрасте. И Саддам всегда вел себя более раскованно и проявлял отеческие чувства, когда он был с Кусаем, и я надеялся, что это повлияет на его отношение к моей просьбе. И все же я не был настроен оптимистически.
– Я сделаю все, что могу, Микаелеф, - сказал Саддам, обняв за плечи юного Кусая.
– Я человек слова.
– Он взглянул на своего сына и ласково улыбнулся.
– Теперь мы должны идти, Кусай, твоя мать ждет нас.
Как только дверь за Саддамом и Кусаем захлопнулась, я упал на стул, опустошенный муками, которые только что испытал. Я решил ничего не говорить Амне об этом разговоре, чтобы не поощрять напрасных ожиданий, - в любом случае я был очень скептически настроен и не надеялся чего-нибудь добиться. Однако я оказался не прав. На следующий день, когда я вернулся домой, Амна бросилась ко мне и обняла за шею.
– Микаелеф! Микаелеф! Что ты сделал? Что ты сделал?
– О чем ты говоришь, Амна?
– спросил я в изумлении. Она была довольно сдержанной женщиной, и подобная встреча отнюдь не была в её характере.
– Ясин!
– воскликнула она.
– Он на свободе!
– Ее лицо излучало восторг.
– На свободе? Ты уверена?
– Да, уверена. Он сегодня приходил сюда с Асвой.
Я был ошеломлен.
– Ты видела его?
– спросил я.
– Как он?
– Он нездоров, Микаелеф, но он жив и он поправится.
– Откуда ты знаешь, что я к этому причастен?
Радость Амны была заразительной, и я тоже начал испытывать нечто, похожее на душевный подъем.
– Это мог быть только ты! Начальник тюрьмы позвал его в свой кабинет и сказал ему, что он свободен. Он спросил Ясина, что у него за друзья в верхушке власти. Ясин, конечно, ничего не сказал. Начальник тюрьмы пожал плечами и заметил, что все это в высшей степени
Я сообщил Амне скромно отредактированную версию моего разговора с Саддамом и объяснил, почему не упомянул о нем накануне вечером. И действительно, мое удивление благополучным результатом моего обращения к Саддаму было неподдельным. Он доказывал, что ничто человеческое ему не чуждо, пусть и в малой степени.
– Я знаю, как трудно было сделать то, о чем я просила, - сказала Амна, глядя мне прямо в глаза, - и извини меня за мои слова, которые я сказала тебе тогда, два дня назад.
– Пустяки, Амна. Не думай об этом.
– Признаться, мне была лестна её благодарность, и я почувствовал, что обрел то достоинство, которое, казалось, утратил при нашем последнем разговоре с Амной.
– Нет, правда, Микаелеф. Ты рисковал, обращаясь к Саддаму с такой просьбой, и я уважаю тебя за это. Спасибо.
– Просто обними меня, Амна, пожалуйста.
– Обнять тебя? Но это же так мало.
– Она улыбнулась мне и нежно провела рукой по моему лицу.
– Асва отвела Ясина в больницу. Затем она вернется сюда, чтобы лично поблагодарить тебя за спасение сына. Она осыплет тебя благодарностями.
В марте большая территория к западу от Дизфуля, расположенного на юге страны, была потеряна, причем обе стороны понесли тяжелые потери. У Мохаммараха собралось 70 тысяч иранских солдат. У нас было три дивизии в городе и одна находилась на дороге к северо-западу вдоль реки Шатт аль-Араб. Сражение началось 21 мая и было проиграно четыре дня спустя, причем 30 тысяч иракцев были захвачены в плен. Радио Багдада, конечно, сообщало только о героических деталях, но иракцы устали от войны. Молодые люди не возвращались домой, и в армию призывались все более молодые юноши. Публичные заявления Саддама, что целью войны было нанести тяжелый урон Ирану и это достигнуто, не казались убедительными. В дополнение иранцы впервые подошли к нашей границе и Басра оказалась под мощным артиллерийским огнем.
Пока я работал над тем, чтобы добиться полного сходства с Саддамом, он нашел второго "двойника" - Махди Махмуда аль-Такаби. Но, несмотря на пластическую операцию, всем, кто встречался с Саддамом, было ясно, что новый двойник отличается от "оригинала". Поэтому его использовали, лишь когда он находился на расстоянии от потенциальных врагов. Некоторые относились к нему как к пушечному, точнее, "снайперскому" мясу.
Махди был на десять лет старше Саддама, большую часть жизни проработал в поле, и его обветренное лицо отличалось от более гладкого лица президента. Он был, однако, приятным человеком, с чувством юмора, довольный тем, что его вытащили из неизвестности и освободили от тягот сельской жизни. У него не было сыновей, и он долгие годы беспокоился о том, какая судьба ожидала его в пожилом возрасте. Теперь он мог оставить свои волнения позади.
Вначале мне было любопытно, почему Саддам решил нанять второго дублера. Я предполагал, что мои обязанности сократятся, но так как они никогда не были обременительными, не было смысла делить их. Тогда мне и в голову не приходило, что Махди мог быть страховкой на случай, если меня убьют.
Махди был простым человеком, но он так старался угодить мне, будто я сам Саддам. Он признал, что мое сходство с Саддамом гораздо больше, чем его, и обычно обращался ко мне как к "старшему" двойнику. Я решил поговорить об этом с Мухаммедом, когда мы оказались одни.