Тень Саддама Хусейна
Шрифт:
Говорил об этом Мулла взволнованно и страстно, защищая право своего народа на свободу.
– Нас рассматривают как изгоев на нашей собственной земле и бросают в тюрьмы за то, что мы просим отдать принадлежащее нам по праву. Ты знаешь, что происходит в тюрьмах, Микаелеф?
– спрашивал он.
Я кивал в ответ.
– Имею полное представление. У подруги моей жены двое сыновей были арестованы службой безопасности. Одного убили в тюрьме, но другого выпустили.
– Это в высшей степени необычно, - сказал Мулла, подняв брови. Когда убивают одного брата, обычно расправляются и с другим. Они редко так беспечны, чтобы отпустить на свободу человека, жаждущего мести.
–
– Если бы ты не был участником и свидетелем, я не поверил бы тебе. Меня удивляет, что Саддам Хусейн обладает хоть крупицей сострадания. Ты не жалеешь, что связался с ним?
– Да, но у меня не было выбора. Саддам предложил мне сотрудничать с ним, и я согласился, но не думаю, что отказ был бы принят. Отказать президенту - для этого требуется человек посильнее меня.
– Уверен, что ты прав, - согласился он без тени улыбки.
Мулла рассказал мне о своем собственном опыте: в 1981 году его арестовали сотрудники безопасности Саддама и он провел полгода в тюрьме в аль-Мосуле, прежде чем ему удалось бежать.
На моем лице отразился скептицизм.
– Не многим удалось сбежать, Мулла.
– В действительности я не знал ни одного подобного случая.
– Это случилось, когда меня переводили в тюрьму "Последнее пристанище" в Багдаде. Ты знаешь ее?
– Конечно, - ответил я. Все знали эту тюрьму. Некогда этот дом принадлежал иракской королевской семье. Когда Ирак стал республикой, его превратили в место заключения, столь пугающее, что немногие иракцы осмеливались даже говорить о нем.
– В аль-Мосуле со мной обращались плохо, - продолжил Мулла, - но я знал, что в "Последнем пристанище" долго не протяну.
– Как это случилось?
– спросил я.
– Меня перевозили с двумя другими курдами. Мы находились в дороге около часа, как вдруг у такси, двигавшегося навстречу нам, лопнула шина и оно вильнуло, перегородив нам путь. Нашей машине пришлось свернуть с дороги, она перевернулась и покатилась по песчаной дюне. Мне было страшно подумать о том, что ждало меня в "Последнем пристанище", и в те несколько коротких секунд я надеялся, что погибну. Когда машина остановилась, один человек из охраны был мертв и лежал, распростершись, на мне. Другие узники тоже погибли, также как и водитель, который вылетел через ветровое стекло. Двое охранников были, скорее всего, без сознания, но я не стал проверять, живы ли они. Мне удалось вытащить ключи у мертвого охранника и расстегнуть свои наручники. Моя правая рука была сломана, а лоб сильно кровоточил.
– Он показал на кривой шрам как раз над бровью.
– Как видишь, у меня до сих пор шрам. Такси, послужившее причиной аварии, было ещё на месте, и я заставил водителя отвезти меня в аль-Мосул на трех колесах.
– Вас пытали в тюрьме?
– спросил я, с ужасом глядя на человека, который сам испытал мучения, о которых мне столько рассказывали.
Мулла рассмеялся.
– Может, когда-нибудь ты покажешь мне кого-либо, кто был у них в заключении целых шесть месяцев и не подвергся пыткам. Конечно, пытали.
– Что они делали с вами?
– Эти люди не лишены воображения, когда им необходимо добыть нужную информацию, - сурово сказал Мулла.
– Ты знаешь об аль-Фалаке?
– Да, слышал, - ответил я, и в желудке у меня все перевернулось. Это широко распространенная пытка, когда ноги жертвы связывают вместе и бьют палкой по подошвам, пока они не начнут кровоточить.
– Это один из самых мягких методов принуждения. Однажды меня закрыли в металлический барабан высотой в полтора метра и около пятидесяти сантиметров в ширину.
– И сколько времени вы провели там?
– Три дня, весь в собственной моче и экскрементах: тогда я ещё удивлялся, почему они так обильно кормили меня. И все же мне не следует жаловаться. Мне ещё повезло. Я потерял много хороших друзей, которые были замучены самым зверским образом. Там специализируются на сжигании. Они привязывают твою руку к электрическому проводу и включают его в сеть или могут привязать тебя ремнями к масляному нагревателю. Их излюбленный метод - привязать узника к железной кровати и затем разжечь под ней огонь.
Мне вспомнился Ахмад, сын Асвы.
– Они подвешивают людей под потолок за волосы, ноги или, что хуже всего, за запястья, а руки связывают за спиной. Они отрубают кисти рук, ступни, иногда целые конечности. Они загоняют под ногти иголки. Прибивают к стене за уши. Они просверливают дырки в голове, руках и ногах. Они кладут голову заключенного в тиски и зажимают их, пока череп не раскалывается.
Мулла замолчал и зажег сигарету. Когда он возобновил свой ужасный рассказ о жестокости тюремщиков, его голос изменился, стал угрюмым, и в его глазах заблестели слезы.
– Два года назад они убили моего младшего брата Хамида. Его арестовали в Равандузе, где он работал. Хамид ни в чем не виноват, он никогда даже слова не сказал против государства, но он был моим братом. Они вытащили его из отцовского дома, привязали одну его ногу и руку к бамперу одной машины, а другую руку и ногу - к бамперу второй машины. На глазах моей матери и всей семьи машины медленно двинулись в разные стороны и разорвали его на части. Ему было пятнадцать лет.
Что бы я ни сказал, все показалось бы неуместным, и я промолчал, а перед глазами стояла сцена агонии его брата. После короткого молчания Мулла опять заговорил.
– Ты знаешь, что они делают с нашими женщинами?
Я признался, что не знаю.
– Тогда пусть тебе расскажет об этом кто-нибудь другой, мой друг, потому что я не могу.
Мои похитители говорили открыто в моем присутствии, не зная о том, что к тому времени, благодаря настойчивости Мухаммеда, я достаточно хорошо понимал курдский. Мы разговаривали с Муллой на арабском, и я не открыл ему, что могу разговаривать на его языке.
Хотя мне здесь не угрожали, я не строил иллюзий относительно своего положения. Пока я был жив, курды рассчитывали извлечь какую-то пользу для себя, но когда станет ясно, что Саддам не будет играть в их игры, они избавятся от меня. После пяти месяцев переговоров, которые то замирали, то оживлялись, мое время начало истекать.
В глубине души я знал, что Саддам не будет платить за мое освобождение. Он часто категорически заявлял в моем присутствии, что никогда не поддастся требованиям террористов о выкупе. Но ясно, что какая-то торговля шла. Возможно, Саддам тянул время, пока Республиканская гвардия прочесывала страну в поисках меня. У них были эффективные методы получения информации.
Во время моего пребывания в заложниках я ни разу не пытался бежать и вскоре получил определенную степень свободы на территории лагеря. Днем, после обеда, я прогуливался вокруг палаток в сопровождении вооруженного охранника, следовавшего в нескольких метрах позади меня. Как-то раз курды не могли завести свой единственный автомобиль и на помощь позвали сторожившего меня охранника. На несколько минут меня оставили одного, и мое внимание привлек спор, разгоревшийся в самой большой палатке. Я медленно направился в ту сторону, изо всех сил стараясь не показать, что я что-то замышляю.