Тень Саддама Хусейна
Шрифт:
Внимание Саддама отвлекала война с Ираном, и он был не в состоянии следить за проблемой курдов, которые продолжали устраивать беспорядки, выступая против его режима. В качестве временной меры он заключил соглашение с правительством Турции, которое позволяло турецким агентам пересекать границу Ирака в погоне за участниками организации Курдского революционного движения. В Турции Саддаму сразу была оказана поддержка.
Вскоре иракские газеты устроили рекламную шумиху по поводу амнистии, объявленной Саддамом курдским активистам, находившимся в заключении или ссылке. Всем оппозиционным деятелям Ирака была предоставлена возможность признать
Лидерам курдских политических организаций было предложено выдвинуть свои предложения по переселению. Это предложение было встречено без особого энтузиазма, поэтому Саддам назначил встречу с одним из наиболее жестких лидеров Союза патриотов Курдистана - Мохамедом Махмудом аль-Хошнави.
В качестве жеста доброй воли Саддам предложил провести встречу на территории курдов, и неофициальная встреча была подготовлена в Арбиле.
Это решение горячо оспаривалось министрами Саддама, которые доказывали, что отправляться на эту встречу, где основные курдские организации представят своих руководителей, было бы чересчур опасным предприятием, даже по стандартам их храброго президента. Разумеется, Саддам был не так глуп, поэтому, зная о предстоящей встрече, я опасался худшего, когда он вызвал меня в Черный кабинет.
Он был чрезвычайно красноречив, но я уже понял, что если Саддам начинает бурно льстить, то, вероятнее всего, хочет, чтобы я сыграл особенно рискованную роль. Так было и на этот раз.
– Без твоей помощи и поддержки я, возможно, не увидел бы сегодняшний день, Микаелеф Рамадан!
– заливался он.
– Я ценю твою лояльность и восхищаюсь твоей храбростью. У тебя сердце льва.
– Ты льстишь мне, Саддам, - ответил я, сумев смирить свой взгляд.
– Нет, ты ошибаешься. Я знаю немногих людей, которые смогли бы сделать то, что сделал ты.
– Он театрально выдержал паузу, а затем посмотрел мне прямо в глаза.
– Я хочу дать тебе новое задание, которое, боюсь, может вызвать много вопросов.
Я был очень обеспокоен происходящим и хорошо понимал, что будет дальше.
– Ты знаешь о моих мирных инициативах, предложенных курдскому народу, - говорил он.
– В такие беспокойные времена первостепенное значение имеет то, что иракцы учатся быть терпимыми. Мы должны осознать, что все мы являемся одним народом. Именно по этой причине я договорился о встрече с Мохамедом Махмудом. Однако, я не могу лично на ней присутствовать. Война с этими персидскими дьяволами находится в критической стадии, и я должен разрабатывать жизненно важные стратегические позиции. Ты понимаешь это?
– Да, Саддам, понимаю. Ты хотел бы, чтобы я занял твое место.
Мне не очень улыбалась перспектива открыто пройти по улицам Арбила под видом Саддама. Но если такова моя судьба, мне следовало лишь положиться на волю Аллаха. Те дни, когда я боялся за свою жизнь, давно миновали, но я не хотел, чтобы мои дети росли без отца.
– Ты проницателен, как всегда, - заметил Саддам, - ты поедешь?
– Как и всегда, если мой президент велит мне идти, то я поеду. Но я не могу спокойно
– Да, конечно, я забыл. Твоего друга Мухаммеда убили недалеко от Арбила. Хорошо. Место встречи будет изменено. Думаю, мы сможем провести её в аль-Мавсиле. Таким образом, ты будешь ближе к аэропорту и в стороне от дороги, на которой был убит Мухаммед.
Это было необычайно щедро для Саддама - пойти на уступку, чтобы не задеть мои чувства, ведь его решение послать меня на север в качестве дублера проскользнуло ещё в разговоре с Удаем около года назад.
Очевидно, теперь он был готов подвергнуть меня большему риску, чем раньше. Его решение уклониться от встречи с курдами, возможно, было разумным, исходя из интересов нации, но меня не оставляло отчетливое впечатление, что я стал менее необходим, чем прежде. Возможно, причиной этого было презрение, порожденное фамильярностью.
В полете к аль-Мавсилу меня сопровождали Хашим, Тарик Азиз и Мустафа Хассан, сотрудник секретной службы. Это оказался единственный случай, когда я путешествовал вместе с Тариком, и я нашел, что он оказывает на меня успокаивающее действие. Казалось, он искренне сочувствовал мне, когда прибытие в аэропорт вызвало у меня воспоминания о моих последних часах с Мухаммедом.
– Я не очень хорошо его знал, - сказал Тарик, - но я слышал, что он был хорошим человеком. Вы провели вместе много времени?
– Я был рядом с ним ежедневно в течение трех лет, - ответил я, - но я избегал его дружбы.
– Да, его избегали даже свои товарищи-офицеры в госбезопасности. Он...
– Что я слышу?
– Прервал я его, моментально забыв свое место. Мухаммед был в госбезопасности?
– А ты не знал?! Ладно, даже если я был неосторожен, то сейчас это вряд ли имеет значение.
– Перед тем, как продолжить, Тарик нервно взглянул через плечо, чтобы убедиться, что Мустафа не подслушивает.
– Да, Мухаммед был в четырнадцатом отделе.
– В четырнадцатом? Специальные операции?
– Да, конечно. Ты же знаешь, что тебя относят к специальным операциям?
– Да, но я не мог даже предположить, что Мухаммед...
– А как ты думаешь, откуда он пришел?
– прервал меня Тарик, очевидно потешаясь над моей явной наивностью.
– Из администрации президента.
– Брось, Микаелеф, неужели ты действительно веришь, что специалист по такому важному вопросу, как наблюдение за двойниками президента мог бы оставаться служащим из администрации Президента?
– Полагаю, что нет, но...
– Ладно, прости меня за то, что лишил тебя иллюзий, но не думай плохо о Мухаммеде из-за того, что ты услышал. Я уверен, что если он сам не рассказал тебе об этом, то только ради твоих же интересов.
Позднее, размышляя над этим, я уже не удивлялся. Служба госбезопасности подразделялась на несколько различных отделов, но четырнадцатый был одним из самых больших и наиболее важных. В своем центре в Салман Пак, в восемнадцати километрах к юго-востоку от столицы, они готовили наиболее ответственные закрытые операции как дома, так и за границей. Казалось абсолютно логичным, что работа по наблюдению за двойниками президента была поручена именно им. Тем не менее я ничего не мог поделать и чувствовал себя раздавленным, узнав, что человек, которого я считал своим близким другом и доверенным лицом, на самом деле работал на организацию типа немецкого гестапо.