Тень, ведомая Богом

Журавская Светлана

– Что ж, с селением Преказ получилось очень даже неплохо. Мировая общественность поверила и дала отличную реакцию.

Госсекретарь довольно закивала головой.

– Три месяца, Уилл, – она показала на пальцах, – три чертовых месяца ушло на подготовку. Потом, этот идиот Хашим Тачи все рвется в бой, со своими идеями о Великой Албании портит нам все карты. Как с такими людьми убедить мир бомбить этих тварей?..

– Я думаю, и его можно обуздать. Если не деньгами, то угрозами. Как все дикари – он боится за свою шкуру.

– Ха! Яшари мы уже потеряли. Сербы добрались

и до него. Впрочем, нам это только на руку, есть кого рисовать на плакатах и за кого ставить свечки. – Она замолчала на несколько секунд, будто вспомнив что-то. – Я полагала, что заседание контактной группы в Лондоне изменит ситуацию, но паршивый лягушатник Видрин начал вилять, а этот мерзкий русский отказывал во всех карательных операциях и не дал начать даже санкционную войну. У русских вообще слишком много прав в мире, но это дело других лет.

– Я слушал все выступления, любопытно, что Франция, как и Россия, выступает за сохранение Косова в составе Югославии.

– Оно им так дорого, – ухмыльнулась Мадлен, – оттого следует забрать его у них. Чтобы пострадали перед смертью. Хочется вырвать этому жалкому народишке сердце и растоптать его на их глазах.

– Давно не видел вас такой эмоциональной, мадам.

– Смешно. Албанцы думают, мы дадим им независимость и позволим развивать Косово, на которое у них нет никаких прав, а на деле мы просто будем разрушать регион. Хочу, чтобы ничего там не было – голое поле, залитое кровью и заваленное костями.

– Видимо, нам придется устроить для мировой общественности что-то более драматичное и кровавое, – развел руками Уолкер.

Госсекретарь встала с кресла и подошла к окну.

– Совет национальной безопасности и Пентагон чуть ли не каждый день высказывают недовольство моими декларациями о намерениях. Эти трусы в администрации боятся угрозы очередных военных действий. Отчего-то тут в Америке все так боятся этих Балкан.

Уокер отметил, как сжимает и разжимает кулаки Олбрайт. Всем своим видом она показывала решимость начать войну против миллионов людей. Однако причины такой глубинной ненависти Уильям понять не мог.

– Мадам Олбрайт, я в целом знаком с ситуацией на Балканах, но как я могу быть полезен вам?

– Ты отлично проявил себя и в Южной Америке, и на Балканах, умеешь делать нужную США картинку. Я хочу, чтобы ты возглавил контрольную миссию ОБСЕ в Косово. – Она смерила Уокера хмурым взглядом. – Организуй мне повод начать бомбардировки. Раздавай интервью, разъезжай по этому проклятому Косову и тыкай медийщиков носом в преступления сербов перед албанцами. Выворачивай правду наизнанку, ври, как никогда не врал, показывай беспомощность всей этой миротворческой организации… просто делай свою работу.

Уокер слушал госсекретаря, глядя перед собой. Когда она замолчала, он молча поправил очки.

– У меня есть несколько идей, – тихо проговорил он.

– Вот и отлично. Всех этих слабаков тут я беру на себя. Сотрем с лица земли сначала этих непокорных, потом и за Россию возьмемся.

Спустя неделю Уильям Уокер был уже на Балканах, выполнял свой приказ. Каждый вечер, иногда через день

он отсылал в Вашингтон отчеты о проделанной работе и делал так, чтобы все они просачивались в СМИ. Образ сербов в глазах мировой общественности должен был стать синонимом дьявола в самых жутких описаниях.

Село Рачак, Косово, 9 января 1999 года

Армейский джип без каких-либо опознавательных знаков въехал в село под покровом ночи. По дороге к своему пункту назначения водитель и пассажир видели, как люди в камуфляжной форме роют окопы вокруг села. В селе было не больше ста двадцати домов. Большая их часть пустовала, лишь домов двадцать служили казармами и временными штабами для восхваляемой в США подрастающей демократии Освободительной армии Косово. Джип остановился у отдельно стоявшего дома, выделявшегося тем, что стоял он поодаль от других и был значительно богаче по внутреннему убранству.

У ворот толпились вооруженные люди, наводя автоматы на джип, они с интересом разглядывали уже знакомого американца, о чем-то переговаривались между собой.

– Вечер добрый, джентльмены! – поприветствовал их Уильям Уокер, выходя из машины. – Я к Арджану, – сказал он и сделал несколько шагов к воротам, албанцы неохотно открыли ворота и пропустили его внутрь.

Вокруг дома также были расставлены охранники, патрулировавшие всю территорию двора. Внутри было довольно грязно, повсюду валялся мусор, пол был в грязи и в крови. В гостиной был организован медпункт для приближенных к главному, остальных латали в другом доме или вовсе убивали, дабы не тратить медикаменты. Без капли брезгливости на лице Уильям поднялся по лестнице на второй этаж. По ковровой дорожке он дошел до кабинета. На стареньком, потрепанном жизнью диване расположился в камуфляжной форме глава этого небольшого отделения ОАК. На полу под диваном лежали два автомата. Уокер с презрением смотрел на этого человека, тот хитро улыбался, подбрасывая армейский нож вверх и ловя его то левой, то правой рукой.

– Ну, привет, американец! – с сильным акцентом произнес Арджан. – Как видишь, все идет по плану, роем окопы. – Гость подошел к письменному столу у окна, а мужчина внимательно следил за его передвижением. – Каждый день нападаем на полицейских. Никого пока не убили. Кажется, ранили одного или двух. Не вдавался в детали.

– У меня для тебя плохие новости, друг мой, – облизнув пересохшие губы, сказал Уильям, присаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу.

– Мне не привыкать, – цокнул Арджан. – Пока мне за это платят, я готов слушать любые новости.

– М-да, – потер руки Уокер, – сегодня полиция сообщила, что 15 числа они устроят на вас облаву. Ночью.

– И?

– Готов ли ты умереть ради светлого будущего своего народа?

Арджан поймал нож и замер.

– Моя смерть ничего не изменит, – подумав, сказал он.

– Это ты так думаешь.

– Чего ты хочешь, американец? – мужчина поднялся с дивана и закрыл открытую дверь. Гость шумно вздохнул.

– Хочу, чтобы вы дали им бой. Нужно, чтобы перебили большинство, мне нужны десятки трупов.