Тень
Шрифт:
А в следующий миг по лицу его хлестнула ветка, и Макс понял, что имела в виду тень. Дорогой к Храму если и пользовались, то крайне редко. Кусты подступили вплотную, между камушками старой кладки пробивались побеги. Мальчишки прижались друг к другу, стараясь держаться подальше от бортов повозки. Ветки уже сорвали занавески с окон и теперь грозились подломить непрочные опоры крыши.
Тэгла неслась во весь опор. Макс непрерывно оглядывался, но сомкнувшиеся над головой листья не давали разглядеть преследователя. Оставалось только гадать, кто окажется быстрее. Вдруг повозка заложила крутой
— Выскакивайте! — крикнула Тэгла. — Быстрее!
Она уменьшилась и выскользнула из сбруи. Макс поднял глаза. На вершине холма громоздилось сооружение, немного напоминающее развалины древнегреческих храмов. Широкое основание в три ступени, два ряда белых колонн и треугольная крыша. Несколько колонн, ближайших к ним, упали и раскололись на части. Но угловая колонна, подпирающая крышу, уцелела, наверное, только поэтому вся конструкция не сложилась вовнутрь.
Таян выкатился через борт повозки, и Макс последовал за ним. Они бросились к ступеням Храма вслед за тенью, но в этот момент за спиной послышался треск ломающихся веток. Макс невольно обернулся. Прямо сквозь крону дерева на них валилась белая фигура, очерченная сияющим треугольником. Она пружинисто приземлилась на ноги всего в нескольких шагах от беглецов, и тогда только свечение пропало. Макс сразу же узнал своего преследователя. Это был Тэо Хатто.
— Беги, Таян! — Макс развернулся к врагу и поднял жезл. Нужно дать другу всего несколько секунд, чтобы подняться на три ступеньки. На это у него хватит сил.
— Нет, подождите, не надо! — отчаянно вскрикнул Таян и вместо того, чтобы спасаться, попытался влезть между двумя противниками.
Хатто небрежно взмахнул рукой, и пацана будто смело вихрем. Он отлетел в сторону от ступеней и затих в траве.
А в следующую секунду в дело вступила Тэгла. Она уже успела подняться наверх и теперь прыгнула прямо с верхней ступеньки. Хатто сделал сложный жест рукой — будто что-то схватил, закрутил и выбросил, — и сияющая петля захлестнула тень, перевернула в воздухе и отшвырнула куда-то в темноту.
— У теней есть одна уязвимость, — как ни в чем не бывало пояснил Хатто. — Они могут сражаться только в контакте. Их сила — на кончиках пальцев. Поэтому тень достаточно не подпустить к себе, и она ничего не сможет сделать. Могу поспорить, ты этого не знал, мальчишка. Что ж, теперь давай проверим, что умеешь ты.
Макс почувствовал, что колени у него подгибаются. Он остался совершенно один, с дурацкой деревяшкой, против одного из сильнейших магов этого города. Он еще мог броситься наутек, вверх по ступеням. Наверняка получил бы удар в спину, но даже так достиг бы Храма, оказался за колоннадой, откуда его смог бы забрать Уэси. Но Таян, наверняка еще живой, лежал в траве, и Макс не мог отступить вот сейчас.
Гнев забурлил в его душе. Сила поднялась по рукам, влилась в деревяшку, оживляя ее. Макс размахнулся и ударил, от души, вложив всю свою ярость. Хатто выставил руки, воздух перед ним вспыхнул. И погас.
— Удар сильный, но бестолковый, — оценил Хатто. — Подчиненные Ондро не ошиблись в выводах: ты просто мальчишка со странным артефактом.
Макс тихонько зарычал от ярости. Он был готов ударить
— Ну вы и бегаете все! — пожаловалось это нечто.
— Ты вовремя, Хайго, — спокойно отозвался Хатто. — Где-то там, — он махнул рукой, — тень Уэси. Найди ее и принеси. Не добивай, она нужна мне живой. Я пока разберусь с мальчишкой.
— Ага, ладно, — буркнуло белое и снова кануло в темноту.
«Это тень, — мелькнуло в голове у Макса. — Вот я влип!»
Он снова размахнулся и запустил вал света в своего врага. Тот выставил руку, с заметным усилием сгреб этот вал в сторону и отбросил, а другой рукой в это же время запустил короткую злую молнию. Та ужалила Макса в бок, и у него перехватило дыхание.
— Может, ты просто сдашься? — скучающим голосом предложил Хатто.
— Как бы не так!
Макс бросился вперед, бестолково размахивая жезлом. Завихрения силы срывались с него, но летели мимо. Хатто легко отступил в сторону и чем-то невидимым оттолкнул Макса, так что тот не удержался на ногах и покатился вниз по склону. Вскочил, отплевываясь, и снова бросился, пытаясь не то достать врага дугами энергии, не то просто тюкнуть деревяшкой по маковке. Не удавалось ни то, ни другое. Хатто непринужденно выскальзывал из-под ударов, отступал, выставлял щиты и тут же бил из-под них мелкими хлесткими искрами.
— Самое сложное, — посетовал он, — случайно тебя не прикончить.
«Вот за это получишь», — подумал Макс. Эта атака вышла сильнее предыдущих, и он готов был поклясться, что Хатто пришлось поднапрячься, чтобы отбить ее. Но, кажется, это усилие многого ему стоило. В глазах на миг потемнело, и хотя он успел различить сложную крученую загогулину, слетевшую с руки противника, увернуться уже не сумел.
Немного придя в себя, Макс обнаружил прямо над головой первую ступеньку Храма. Он закопошился на земле, кое-как подобрался и сумел усесться на теплый камень. Хатто стоял в нескольких шагах и с интересом его рассматривал.
— Сдаешься? — спросил он.
— Неа, — мотнул головой Макс. Перед глазами у него все плыло.
— Глупо. Драться ты не можешь. Ты и деревяшку свою потерял.
Макс только теперь сообразил, что это так и есть. Жезл валялся у ступеньки, но несколько дальше. Не дотянуться. Можно было еще попробовать заговорить зубы и как-то незаметно добраться, но тут внимание обоих противников отвлекло появление белой тени. Хайго тащил в пасти тощее обмякшее тельце.
— Вот и Тэгла, — сообщил он, укладывая пленника на траву. — А у вас тут что?
— Ничего особенного, — скучающе отозвался Хатто. — Мальчишка готов. Покарауль его. Я только… — тут в глазах мага неожиданно вспыхнул яростный огонь, — приведу в исполнение приговор.
Он повернулся туда, где лежал неподвижный Таян. И тут Макс со всей отчетливость понял, что его друг нисколько не преувеличивал, когда говорил, будто отец способен прикончить его собственными руками. Он упал набок, скатился со ступеньки, пытаясь дотянуться до жезла. Хатто быстрым взмахом руки послал в него очередную молнию, и Макс скорчился от боли. Он ничего не мог сделать.