Тень
Шрифт:
— Саша, ты иди к машине, а я пока калитку закрою. — калитку во двор бабки Прохорова я заматывал толстой проволокой, чтобы она ненароком не распахнулась и туда не зашла любопытная соседка, которая могла услышать крики узника.
Я замотал концы стального прутка, обернулся и замер, не зная, что предпринять. Метрах в пятидесяти от меня замерла фигура моего знакомца, местного участкового — младший лейтенант Судакова Артёма Юрьевича. Не знаю, из какого двора вынырнул местный околоточный, который с любопытством смотрел на, равнодушную ко всему, удаляющуюся спину Саши Яблокова. Мысли заметались в черепе, не понимая, что мне предпринять — участковый пока меня не видел, но стоит ему обернуться…
Отпереть калитку во двор Прохорова я не успею, только что
Я просто пошел в противоположную сторону, надеясь незамеченным добраться до ближайшего проулка… Не успел — просто на грани слышимости услышав бодрый топот ног за спиной. Не тратя время на то, чтобы оглянуться, я, с места, бросился в галоп…
Я бегун неважный, сколько раз обещал себе, что в понедельник обязательно займусь бегом по утрам и вот теперь, вся моя расслабленность давала мне «ответочку» — стук подошв по утоптанной глиняной тропинке бодро приближался… А мне пока никак нельзя попадаться — через десять дней надо сдать документы в областное БТИ, чтобы треть деревни перешла в мою собственность, да и стройка таун-хаусов в самом разгаре и все завязано на меня, а тут этот, мент, пристроился в хвост.
Я бежал по тропе в тот конец Журавлевки, что уходил на Северо-Запад, к болоту, где у меня был шанс спрятаться. Я отдавал себе отчет, что скоро мои легкие загорятся огнем, и я начну с надрывным хрипом втягивать в себя воздух, потом заколет то ли в почках, то ли в печени, а может быть везде сразу…
Позволил себе роскошь оглянуться один раз… Ну что-же, наш участковый не киношный американский полицейский, что, судя по Голливудским фильмам, готов бежать за убегающим негром пару миль, легко и играючи перемахивая через заборы…
Младший лейтенант Судаков, лицом схожий с перезрелым помидором, продолжал бежать на одних только морально-волевых, зажав подмышками, с одной стороны неудобную фуражку, а с другой — папку со служебными бумагами. Да еще шнурок на черной туфле болтается…
Поравнявшись с зарослями кустов, то ли акаций, то ли еще какой ботаники, я пробежал еще метров сто, после чего втиснулся между гибких веток и присел, старательно сжавшись в упругий комок, зажав рот и нос руками, чтобы сдержать сиплое дыхание. Секунд через десять мимо меня, хрипло дыша и матерясь, протопал измученный участковый. Я протянул десяток секунд и протиснувшись обратно на тропу, со всех ног бросился назад, в деревню.
Стоящий возле машины, невозмутимый, как ирокез, Саша не сказал мне не слова, что меня начало несколько напрягать. Я отсутствовал минут пятнадцать, мой напарник стоял под солнцем, не имея известий, куда я потерялся, и ни слова упрека? А вдруг его молчание и отсутствие реакции имеет накопительный эффект, и он внезапно сорвется и…
Не хотелось даже думать о том, что творится в голове у Саши, тем более, что надо было срочно уносить отсюда ноги.
До момента, когда деревня не скрылась в клубах пыли, поднятых колесами моего «Ниссана», я несколько раз бросал взгляд в зеркало заднего вида, но знакомая фигурка в голубой форменной рубахе и брюках цвета маренго там так и не появилась? Неужели мент рванул до следующей деревни — там расстояние. По моему, как минимум три километра оставалось. Уважение бывшему коллеге, очень упорный мужчина.
Областное БТИ.
Наконец я вывалился из здания по учету областной недвижимости, не имея возможности убрать с лица дурацкую улыбочку. Проведя почти весь день с «заряженным» инспектором я сдал на регистрацию все сделки по переходу в мою собственность восьми домов с приусадебными участками, и если все будет в порядке, то через десять дней я стану практически помещиком…
Шестеро наследников, собранные мной для сдачи документов, поглядев по сторонам и поняв, что двух давешних бузотеров, что пытались отжать у меня деньги или дома, с нами нет и, вероятно, не будет, вели себя как образцовые клиенты — молча сдали документы, подписали бумаги там, где надо и вежливо попрощавшись, ушли.
«Сейчас» не получилось — стоило мне выйти из здания, как что-то мелькнуло сбоку, меня подбросило в воздух и я, с приличным ускорением грохнулся спиной об асфальт, так, что у меня потемнело в глазах и оборвалось дыхание.
Темная пелена не успела спасть с моих глаз, как меня перевернули на живот, жестко завернули руки за спину, после чего, ухватив за волосы, зажрали голову вверх так, что захрустели все позвонки.
Только с третьего раза я понял, что неприятный голос за спиной требует, чтобы я назвал свое имя –отчество и фамилию. После того, как я представился, на голову мне натянули вонючий тряпичный мешок, вздернули вверх, и забросили куда-то, судя по неровностям резинового коврика, печатавшегося в шею, на пол салона микроавтобуса. На спину, с силой опустилась, какая-то жесткая тяжесть, как бы не подошва спецназовского берца. Машина завелась, и с толчком дернулась, а я вспомнил, как совсем недавно вез, уложенного на пол, связанного Мищу Прохорова, с самыми грубыми нарушениями социалистической законности. Не является ли это, очень жесткое задержание, ответочкой мне за то, что я сам грубо попрал права бывшего сидельца. Вот на этой философской ноте мы и приехали, после чего меня, за шиворот, вытащили из автомобиля, подняли и, наклонив мою голову вперед, открывая ей все двери и задевая о углы, погнали меня вперед и вверх, в тоскливую неизвестность.
На втором или третьем этаже, я уже плохо соображал, с меня сняли тугие наручники и вонючую тряпку с головы, но легче мне не стало. Пинком берцем по щиколотки, кто-то из сотрудников СОБРа, расставил мои ноги на надлежащую ширину, в коей позе я и застыл на несколько, нескончаемых часов. Лицо в стену, оперившись руками туда же, и «бодрящие» удары по корпусу или ногам от любого, проходящего мимо, сотрудника по борьбе с организованной преступностью. Рядом со мной периодически, в такую же позу, ставили грустных братков с бычьими шеями, которых периодически уводили, некоторых возвращали. Вокруг меня кипел адский бульон боли и страданий, лишь я остался недвижим, готовый в любой момент получить дубинкой поперек спины или тяжелым ботинком по почкам.
Глава 10
Глава десятая.
Ответить за все.
Июнь 1994 года.
Чувствовал ли я страх, стоя, уперевшись мордой лица в стену? Нет, не чувствовал, просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Бесцельное стояние у стены бесило меня неимоверно, а через некоторое время я неожиданно начал впадать в тягучую дремоту, с которой не было никаких сил бороться. Я пытался незаметно порезать кожу ладони ногтем большого пальца, чтобы боль немного взбодрила, но боль была какая-то несерьезная, и я опять начинал дремать, что заканчивалось весьма плачевно… Никогда, будучи постовым, не носил дубинку на посту — в драке от нее толку было ровно ноль, и сейчас, получая от прохаживающегося сзади бойца СОБРа резиновой палкой поперек спины за, так сказать, сон на посту, снова убеждался, что это не столько больно, сколько обидно…
— Это откуда к нам такого красивого дяденьку замело? — раздался за спиной дурашливый голос: — Или чего забыл, сказать пришел?
Я стоял, не шевелясь, по-прежнему глядя в стену. Голосок конечно раздавался за моей спиной, но вполне могли обращаться к моим соседям слева или справа, да и не хотелось мне, чтобы этот голос обращался ко мне, больно он был радостно-похабный. Не надо мне, чтобы меня кто-то знал, лишнее это. Лучше стать незаметной тучкой… Тучкой стать не получилось.
— Смотри, брателло, какой он важный стал, старых знакомцев не узнает…- меня дернули за плечо: — Да ты, Громов, повернись, не стесняйся…