Тени Архонта

Машевская Анастасия

И остановились, не в силах решить, где им страшнее. После короткого сиплого обмена парой реплик, было решено войти в Даэрдин глубокой ночью, незадолго до рассвета, когда караульные рассеяннее всего. Хольфстенн на сей раз пощадил эльфа и сам вызвался выискивать укрытие. Но Жал вотчину не уступил:

— Мало того, что ты видишь хуже, так еще и обзору с твоего роста — ноль.

У Хольфстенна брови поползли вверху: не от наглости пленного наемника — от изумления:

— О, господин Вечно-Мрачная-Рожа пошутил? Плюхнусь-ка я на зад, пока с ума

от восторга не сошел.

И действительно сел на землю — тихо, но сладостно застонав. Ноги и спина у Стенна — как у всех здесь — болезненно ныли. А стоило сесть — стали стремительно наливаться неподъемной свинцовой тяжестью. Наблюдая за гномом, и словно чувствуя, что тот сам уже проклял решение «плюхнуться на зад», Данан стоически сжимала зубы и всем весом заваливалась на посох, который держала обеими руками. Но садиться себе запретила, а иначе потом — только ползком. Или если Дей её допинает до убежища, которое сыщет эльф. Если сыщет. И где его носит?!

— Говорил же, сбежит, — философски заметил лужей растекшийся по земле гном.

— Не дождешься, — буркнул объявившийся со спины Жал. — Нам туда, — указал он в какую-то древесно-кустарниковую поросль поодаль. На ноги Хольфстенн поднимался стеная.

Превозмогая себя, они все-таки добрались и, оглядевшись по сторонам, нырнули меж крон. Только теперь, все как один — и Жал быстрее других — разбухшими грушами повалились на землю.

— Чувствую себя, как перезрелый огурец, брошенный с маха оземь, — заявил Стенн.

— Я все еще убежден, что мать тебя родила в горниле, — отозвался Борво, — так что ты не должен ничего знать об огурцах.

Гном в долгу не остался:

— А ты о горниле.

— Я сын кузнеца, — напомнил Борво, хотя было непохоже, что Стенн забыл.

Хольфстенн запас парочку колких ответов и собирался попрепираться, но вдруг махнул рукой скупым невыразительным жестом: сил нет.

— Надо решить с дозором, — напомнил Диармайд. У Данан задрожали губы.

— Ни за что, — отчеканила женщина по отдельности.

— Но…

— Я… — и ей сил спорить не хватило. Поэтому она лишь повторила: «Нет», и повела рукой перед собой. Густая, багряная, как последний закатный всполох печать, прямо в воздухе вдруг запузырилась, словно кипящая кровь.

— Это еще что? — шепнул Стенн. Борво поленился даже пугаться.

Данан сначала растянула узор чуть больше, потом послала его вверх. В полутора человеческих ростах над ними печать замерла и, медленно угасая, посыпалась вниз мерцающими багряными точками. Они медленно стекали к земле неспешно, будто капли военного масла, широкими дугами, и в итоге прикрыли крохотный лагерь путников едва различимым куполом. Туманные клочья темно-красной дымки плавали там и тут.

— Эй, это чего такое? — настойчиво повторил гном. — К нему прикасаться можно?

— Нет, — отозвалась чародейка, сворачиваясь удобнее и кутаясь в плащ. Раньше ей бы и в голову не пришло пытаться использовать подобные заклятия в качестве купола, но голос Фирина настиг её

будто сам собой: «Магия гибче, чем ты можешь себе представить». Может, в самом деле, стоит отбросить все ограничения, привитые Цитаделью, и просто делать с чарами то, что кажется правильным? Как тот же Фирин с его печатями…

— А по нужде? — Стенн вскинул брови.

— У тебя есть нужда более острая, чем отдых? — утомленно усмехнулся Дей.

Хольфстенн лейтенанта проигнорировал:

— Ты не ответила.

— Покрывало страха.

— А, — Дей тут засмеялся, — чтобы, если кто надумает подойти поближе, тут же сам и обмочился? Слышь, Стенн, если сильно по нужде припрет, то у купола даже легче.

Данан не стала комментировать. Она проваливалась в сон с такой скоростью, что матерые солдаты и бывалые наймиты, и те скисли бы от зависти. Борво пробурчал что-то о том, что-де, подошедшие снаружи тоже наверняка наложат от страха в штаны и убегут, а раз так, плевал он на дозор. Здоровяк любовно обнял меч, обвил его ногами и уснул. Хольфстенн замолчал посредине фразы о том, что подошедших снаружи, скорее, напугает рожа Борво и то, чем он занят, нежели чары девчонки. Диармайд перевел глаза на Жала: тот единственный еще выглядел с обнадеживающе трезвой головой и вовсю ухмылялся.

— Что смешного? — буркнул Дей, поеживаясь под снисходительным взглядом эльфа.

— Твое убеждение, будто дозор спасет от архонта, если тот обнаружит нас.

Диармайд злобно цокнул: кто бы что тут понимал в архонте! Но осознал, что это заявление, не будучи аргументом, развеселит эльфа еще сильнее, и счел за лучшее свалить все на чародейку:

— Если бы Данан владела другими чарами, шансов, что нас обнаружат, было бы меньше.

Жал уловил мысль лейтенанта не сразу. Когда сообразил — скептически выгнул бровь:

— Телемантские щиты или что ты там подразумевал отлично резонируют чистой и светлой энергией, совсем как это, — он чуть напряг руку, так что засветились амниритовые жилы. Дей тут же подобрался, стараясь покрепче схватиться за меч. Но от усталости вело и его. Жал, увидев попытку решительного жеста, снова усмехнулся, погасив свечение: — Так что их издалека видать. А заклятия страха, по-моему, отлично сливаются с общей атмосферой на триста лиг во все стороны.

ДА КТО БЫ ТУТ ЧТО ПОНИМАЛ В МАГИИ! — возмутился Дей и запоздало понял, что на этот раз вызверился вслух.

— Надеешься воспользоваться тем, что мы оба бессильны? — спросил он Жала, будто падая в пропасть.

Тот не стал отвечать: молча пожал плечами да лег.

Дей от такого ответа едва не свихнулся. Раскачиваясь, он кое-как присмирел между желанием взвиться и надавать зарвавшемуся лопоухому по морде, безудержно наорать на Данан и просто заскулить от страха. Но с Данан он дал себе слово больше не ссориться, а, значит, первые два варианта приходилось отринуть. Скулеж… Что ж, хоть что-то в его воспитании Редгару действительно удалось: скулеж Диармайд бы и сам себе не простил.