Тени теней
Шрифт:
Снисходительно щурится:
– Это взрослая жизнь, девочка. То ли еще будет.
Соседняя дверь приоткрывается, в проеме мельтешит любопытный глаз и морщинистая щека.
– Ладно, заходите, – тут же сдается Анжелика. – Поживее!
В прихожей душно и сумрачно. На вешалке знакомое бежевое пальто, а под ногами несколько пар небрежно сброшенных туфель. По стене сонно ползет большой паук. Одетая в домашний халат Анжелика поспешно машет руками:
– Постойте тут пока, не двигайтесь!
Когда она исчезает
– Ты кому-нибудь сказал, куда мы пошли? – спрашиваю.
– Неа, – говорит. – Думаешь, мы с ней не справимся? Ну, если что?
Анжелика возвращается с простыней и, прежде чем у меня возникает хоть один вопрос, накидывает ее на большое зеркало в коридоре. Оглядывается на нас с опаской:
– Пока не заходите, я остальные не завешала!
Скрывается в недрах квартиры, слышно шум, звуки шагов и негромкий бубнеж под нос. Покосившись на Багрова, я бесшумно подхожу к зеркалу, дрожащие пальцы отворачивают край простыни.
Серебристая поцарапанная гладь отражает мою бледную физиономию и растрепавшиеся волосы. Прямо над плечом нависла голова, сотканная из черного тумана – тоже смотрит в зеркало, будто подражая мне. Бездонные провалы глаз буравят бездонные провалы глаз из зазеркалья. Едва сдержав вскрик, я отшатываюсь, нога цепляется за одну из разбросанных туфель. Макс ловит меня почти у самого пола, помогает подняться.
– Что там? – шепчет.
Ответить не успеваю – Анжелика снова в прихожей, улыбается как ни в чем не бывало:
– Вроде все. Чаю?
Мы следуем за ней в кухню. Пока закипает старенький электрический чайник с треснувшим носиком, Анжелика закуривает сигарету. Тонкая длинная палочка дымится меж тонких длинных пальцев.
– Чего пришли-то?
– Хотим узнать больше, – говорю.
Еле сдерживаюсь, чтобы не оглянуться в сторону прихожей – кажется, это лицо все еще висит в зеркале, закрытое простыней.
– Все хотят знать больше, – отвечает Анжелика. – Понимают, что в знаниях только боль, но все равно хотят знать.
По спине ползут мурашки – оно ведь не в зеркале, это лицо. Оно у меня прямо за спиной, вот только если обернуться, ничего не увидишь.
– Мы не хотим знать так много, чтобы было больно, – говорит Багров. – Только то, что нас касается.
Чайник щелкает, Анжелика разливает кипяток по кружкам. К запаху курева примешивается запах апельсина и мяты.
– Вы садитесь, – кивает на свободные стулья. – Я расскажу.
Когда усаживаемся, она наклоняется над столом. Сигаретный дым вьется кольцами вокруг лица, путается в растрепанных рыжих прядях волос. Сейчас, когда нет макияжа, можно разглядеть глубокие морщинки-паутинки в уголках глаз и рта. Кожа желтая и тонкая, как пергамент.
– Это было ровно двадцать лет назад, – говорят потрескавшиеся губы. – Точно такой же дождливой осенью.
Миша тоже считает, что погода испортилась после нашего возвращения.
– Ученики старших классов пропали без следа среди бела дня. Их искали всем городом по закоулкам, оврагам и лесам. Во всех газетах только объявления о пропаже с фотографиями. Любимые дети, хорошие мальчики. Шумиха поднялась страшная. Только без толку – никого так и не нашли.
– Пока сами не вернулись? – спрашиваю.
– Именно, ровно через три дня. Они были удивлены всеобщему вниманию. Думали, все их разыгрывают, потому что никуда они не исчезали. Сказали, для них эти три дня не существовали, просто прошли и все. Им никто не поверил.
Переглядываемся с Максом.
– Вы там были? – спрашиваю. – Сами все видели?
Анжелика кивает:
– Один из пропавших был моим одноклассником. Все происходило на расстоянии вытянутой руки. Я успевала выслушать все сплетни и слухи, что рождались ежеминутно.
– А какие слухи рождались? – спрашиваю.
– Почти все были уверены, что они просто решили привлечь к себе внимание. Развлекались.
Снова переглядываемся с Максом.
– Но это только поначалу, – продолжает Анжелика. Сигарета истлела почти до фильтра, дым теперь пахнет паленым пластиком. – Пока не началось все это мракобесие.
– Какое? – шепчу.
Тонкие пальцы расплющивают сигарету о пепельницу, крохотные искры летят во все стороны. В кухне тихо, только Макс осторожно прихлебывает горячий чай, рассматривая обои с цветами, пожелтевшие от никотина. За окном – бесконечная серая мгла.
– Ну, погода, – говорит Анжелика. – Дождь моросил без конца и края. Хорошо хоть не ливни, а то бы весь город затопило.
– Это совпадение, – возражаю. – Нельзя же обвинять детей в плохой погоде.
– Нельзя. Вот только все были уверены, что это из-за них. А в последний день, ну, в тот самый, разразилась настоящая гроза. Тучи черные, ветер, кромешный мрак. И знаете, что?
– Что? – спрашиваю осторожно.
– Ровно в ту минуту, когда все спрыгнули с моста, когда упали в реку, гроза сошла на нет. Еще минут пять – и прояснилось. Солнце, небо синее, как будто ничего такого и не было.
Здесь возразить нечего. Я молча разглядываю сухое лицо Анжелики, когда Багров находит под столом мою ступню своей, чтобы ободряюще погладить.
– Вы там были? – спрашиваю. – Ну, когда они прыгали?
Мрачно усмехается:
– Там почти вся школа была. Они просто встретились посреди урока на уличной спортивной площадке и направились к мосту под дождем. Конечно, мы все пошли за ними. Посмотреть, что будет.
– Почему не остановили?
– Ты смутно представляешь, что там творилось. Вокруг них разве что пламя не плясало.