Тени теней
Шрифт:
Я, в общем-то, тоже.
– По-моему, она знает гораздо больше, чем мы, – говорю медленно.
– Конечно, – кивает Багров. – Она же взрослая. Ну, в смысле, больше нас прожила же. Потому и знаний больше.
Перевожу на него внимательный взгляд. Никакой Макс не легкомысленный. Он просто глупый.
***
Позже, за ужином, я говорю маме, что влюбилась.
– В кого? – спрашивает она, помешивая чай серебристой ложкой.
– В Максима Багрова.
Мама – сама задумчивость. Пытается вспомнить, где слышала это имя раньше.
– Один из пропавших, я с ним на свидание ходила, –
– А, – тянет мама, продолжая размешивать чай. Ложка со звоном бьется о стенки кружки. – Он красивый?
– Красивый. – Я вздыхаю, глядя в остывший суп. – И все.
– Что «и все»?
– Красивый и все. Больше ничего.
– А что тебе еще надо?
– Умный чтоб был. Надо же о чем-то разговаривать.
Мама улыбается. Звон затихает.
– Мужчина, – говорит она, – должен быть красивым и сильным. Больше ничего от него не требуй. А поговорить… Поговорить с кем угодно можно.
– А папа был красивым и сильным? – спрашиваю.
– Да. Девчонки за ним так и бегали. А выбрал меня вот, самую обычную.
– Знакомо.
– И тоже не особо умный был, знаешь ли. Я постоянно подбирала слова попроще, когда с ним разговаривала.
Смотрю на нее подозрительно:
– И сейчас ты мне советуешь выбирать парня по тем же принципам?
Она озадачена:
– Ну да, с такой стороны я свои советы не рассматривала. Но это мало что меняет.
– Правда?
– Конечно. Можешь найти ботаника или романтика какого-нибудь, как во всех этих пьесах про Ромео и Джульетт. Будет тебе розы дарить или серенады петь под балконом. Такое тщедушное тело, знаешь, большие глаза, очочки – сплошная сказка. Как все девушки хотят. Или только говорят, что хотят.
– А на самом деле?
– А на самом деле человек подчиняется природе. И вот по законам этой природы девушке нужен мужчина, а не черт те что с розочкой и коробкой конфет. Можно, конечно, говорить, что человеческий разум берет верх над природными инстинктами, что мы не животные, но это еще никого не сделало счастливым. Потому что именно им, инстинктам, и нужно доверять.
– Значит, нам нужно быть животными, чтобы стать счастливыми?
– Можно сказать и так. Однако при этом надо маскироваться. Быть животными, но выглядеть как человек. Тогда все будет правильно.
Упрямо качаю головой:
– Это совсем не правильно. У человека есть душа, она выше инстинктов. Я влюбилась в Багрова душой, а не телом. Моя душа влюбилась в его душу. Даже будь он тщедушным и с розочкой, я бы все равно влюбилась. Это же душа, понимаешь? Неважно, в каком она теле.
– Может быть, – не спорит мама. – Возможно, мы обе правы по-своему. Как говорится, каждому свое.
Еще позже, ночью, я не могу уснуть. Ворочаюсь, переворачиваю подушку, высовываю ногу из-под одеяла, засовываю обратно. Мне то жарко, то холодно.
Перед глазами тени, стоящие за нами с Максом. Черные клочья тумана отрываются от них и тают в воздухе. Сгустки плотной непроглядной темноты.
Эти беззвучные наблюдатели, эти невидимые пиявки. Преследователи с неясными целями.
Свет уличного фонаря ложится на потолок, на стены, обрисовывает силуэты шкафа и письменного стола. Царит тишина, только изредка
Отбросив одеяло, я сползаю с кровати и включаю настольную лампу. Моя комната – островок зыбкого желтого света в безграничной черной ночи. Кругом чудятся эти тени. И люди, которые что-то знают, но ничего не говорят. Неизвестно, кто опаснее.
С замиранием сердца поворачиваюсь к зеркалу на стене.
И – там только я, бледная и напуганная. Совсем одна. Рядом никого.
По крайней мере, никого из тех, кого можно увидеть.
Глава 4
Раздаются звонкие шлепки мяча по полу, бесконечный топот, крики и визги одиннадцатиклассников. У них физкультура. Они играют в волейбол, а я сижу на скамейке у дальней стены. Уроки закончились, и я пришла посмотреть на Макса.
У меня на коленях школьная сумка, я не вынимаю оттуда рук, пальцы теребят газетную заметку. Это Сажин мне дал утром. Там, в заметке, написано, что в городе опять пожары. В городе увеличилось количество сердечных приступов у пенсионеров. В городе стало больше автомобильных аварий. В городе пропадают домашние животные.
Сажин думает, это как-то связано с нами. Он говорит, все началось после нашего возвращения. Я сказала, что ничьих животных не крала и ничего не поджигала. Попросила не пугать меня, потому что в последнее время и без того стало слишком много вещей, которые меня пугают.
Наверное, именно поэтому я здесь: нужна поддержка, сильное мужское плечо. Мне нужен Макс Багров.
Я смотрю, как они играют в волейбол. Как напрягаются бицепсы у парней, как обрисовывается рельеф икр во время прыжка. Какие тонкие у девушек талии, какие изящные ноги. Как капли пота блестят на изгибах шей, сползают меж хрупких ключиц.
Мама говорит, в природе продуманы даже такие мелочи, до которых сразу и не догадаешься: красота дается только молодым, когда нужно размножаться. Как заманчиво все выглядят, будто ходячее лакомство из кондитерской, какой-то редкий деликатес. Ведь не будь этой красоты – и людей не тянуло бы друг к другу. Не хотелось бы воспроизводить потомство. Хитрая природа делает нас красивыми только для того, чтобы мы не вымерли как вид. Если на самом деле так, это лишает многие вещи романтики. С этим сложнее верить книжкам и фильмам про любовь.
Высоко подпрыгнув, мяч скачет в мою сторону. За ним из разных концов зала бегут Макс и Вера Гринева. Я выпускаю из рук пропитанную потом ладоней газетную вырезку, чтобы поймать мяч. Я ловко кину его Багрову, а он кивнет в знак благодарности.
Мяч почти долетает до меня, когда Макс и Вера оказываются рядом. И тогда мяч с оглушительным хлопком лопается. В стороны летят белые ошметки искусственной кожи, в нос бьет запах паленой резины. Я инстинктивно прикрываюсь руками, еле сдерживая крик. Багров и Гринева по инерции несутся в мою сторону, их бедра напрягаются, шнурки на кедах подпрыгивают. В глазах у обоих застыло одинаковое удивление. Еще один их синхронный шаг, еще на полметра ближе ко мне, – и доски пола под нами с треском ломаются, выворачиваются щепки, показывается волокнистая древесная мякоть. Многие слои краски идут чешуйками. Сам воздух будто трясется и раскаляется.