Тени теней
Шрифт:
– Тут не поспоришь.
– Главное, что ты жива и здорова. Я столько жути навыдумывала, пока тебя не было. Неважно, где ты пропадала, с тобой ведь ничего не случилось.
Деревья за окном качаются на ветру, где-то далеко слышно раскат грома.
– Я не уверена, что не случилось.
– Почему? – удивляется мама.
– Я выпала из реальности на целых три дня, как вы говорите. Как вы все говорите. Никто не знает, что со мной происходило.
– Вы же вернулись целыми и невредимыми, зачем заморачиваться?
Вспоминаю
– Может, в меня какой-нибудь механизм вживили. Может, вообще ребенка. Эти инопланетяне или сумасшедшие ученые. А может, меня подменили. Настоящую меня убили, а вместо меня подсунули тебе кого-то другого, наделив моими воспоминаниями. И однажды как коротнет в голове, и я возьму да поубиваю всех.
Мама слушает с ироничной улыбкой и кивает, будто подыгрывая в каком-то представлении. Я открываю рот, чтобы выдать новую порцию предположений из разряда теорий заговора, но тут в комнате звонит мобильник.
– Это Миша Сажин, наверное, – говорю, поднимаясь из-за стола: – Тот самый, один из пропавших, помнишь? Он обещал что-нибудь выяснить.
Звонит и вправду Миша.
– Я только что вышел из библиотеки, на улице такой дождь, – слышно в трубке.
– Знаю, у меня есть окна. Что ты там вычитал?
– Теперь все еще непонятнее.
Мама стоит в дверях комнаты, в глазах только тревога.
– Что непонятнее? – спрашиваю я. – Рассказывай.
– Те подростки, про которых я говорил в школе. Их история не просто похожа на нашу, а один в один совпадает. Они тоже пропали ровно на три дня. Потом вернулись и в голос кричали, что никакого исчезновения не было.
Мама жестами показывает в сторону кухни. Там стынет суп. Я отмахиваюсь.
– А на самом деле? Где они были все это время?
– Никто так и не выяснил.
– Так это все, что ты узнал? Ради такого можно было и не ходить в библиотеку.
– Есть еще кое-что. – Слышно, как дрожит Мишин голос.
– Что?
– Через две недели после возвращения они все умерли.
Порыв ветра швыряет капли дождя в окно, и я вздрагиваю. Воображение рисует над головой большой топор, он в руках палача в кожаной маске. Я даже вижу улыбку под маской, зубы кривые и желтые.
– От чего умерли? – спрашиваю я, и мама с испугом прижимает руки к груди.
– Суицид. С моста спрыгнули.
– Зачем?
– Никто не знает.
После недолгого молчания я говорю, стараясь убедить больше саму себя, чем Сажина:
– Нет, это не такая история, как у нас. Ты ошибся. Надо искать в другом месте.
– Может быть, – говорит Миша. – А еще знаешь, я подумал…
– Что?
– Это в любом случае выглядит слишком странно, чтобы быть случайностью или совпадением. Я имею в виду наше исчезновение. Слишком уж это подозрительно.
– К чему клонишь?
– К тому, что это чей-то замысел. Это произошло не просто так, а с какой-то целью. И если это действительно только начало какого-то замысла, то дальше
– Из нас?
– Из нас троих, тех, кто пропал. Кто-то может все помнить. И кто-то должен вести нас.
– Это не я.
– И не я.
Значит, Макс Багров? Он тоже скажет «не я».
– А откуда мне знать, что не ты? – подозрительно спрашиваю у Миши.
– Я тебе также сказать могу.
Беспомощно кусаю ноготь, широко раскрытыми глазами глядя в пол, будто там, среди разноцветных узоров ковра, подробно расписаны все объяснения.
– А может, все уже закончилось? – спрашиваю осторожно. – Может, за эти три дня от нас получили что хотели, и теперь оставили в покое?
– Тогда надо узнать, что именно от нас получили. И какие это может иметь последствия.
Несколько секунд из трубки слышно только шум дождя. Тот же шум за окном. Мама смотрит на меня, в руках кухонное полотенце с цветами и пчелами.
– Мы никому не можем верить, – говорит Миша после молчания. – Нам надо все выяснить вместе, но мы не можем друг другу доверять.
Глава 2
Те, кто курит за школой на переменах, постоянно жалуются на предков. Говорят, мол, что в будущем своим детям будут разрешать все на свете: курить, пить, материться и гулять хоть всю ночь. Это любимая тема тех, кто курит за школой на переменах. Особенно после того, как кому-нибудь из их родителей докладывают о непристойном поведении чада, и все заканчивается выволочкой. Только вот потом те, кто курит за школой на переменах, вырастают, заводят детей и держат их в точно тех же ежовых рукавицах, в каких выросли сами. Такой вот порочный круг.
Что касается моей мамы – если она и давала когда-то такие обещания, то выполнила. Я не курю и не пью, но если бы захотела, то могла бы делать это хоть прямо дома посреди бела дня. Мама мне ничего не скажет. Я могу случайно выругаться при ней, а она только снисходительно посмеется. И совсем не злится, когда гуляю допоздна. Главное, слать смс, что у меня все хорошо.
Она не признается, но я знаю, что это все из-за отца. Какое-то такое возмещение ущерба или типа того. Мама думает, я считаю себя неполноценной, а потому всеми силами старается компенсировать это, разрешая то, что для других под запретом. Как будто так можно восполнить отсутствие папы.
Я думаю обо всем этом, потому что поиски Багрова приводят за школу, где он курит с одноклассниками и хохочет над чем-то. На улице холодно, но все они в одних футболках. Дождь кончился еще утром, небо темное и низкое, а воздух влажный. Клубы пара вырываются изо ртов этих парней вместе с никотиновым дымом.
Обнимаю себя за плечи и стою в стороне, жду, когда Макс заметит. Кто-то трогает его за локоть, показывая на меня. Багров улыбается и подходит.
– Я говорила вчера с Сажиным.