Тени теней
Шрифт:
Заметив в толпе Сажина, пробираюсь ближе и спрашиваю:
– А что стряслось-то?
Он жмет плечами:
– Шестиклашка вроде зеркало разбила.
Кто-то из толпы тихонько поясняет:
– Увидела там чего-то, когда Гринева мимо проходила. Призрака какого-то. Вот и ударила сумкой по зеркалу.
– У нее там кирпичи, что ли, в сумке? – спрашиваю.
Сама гляжу на шестиклассницу, пока изводится, требуя застывшую столбом Веру не лезть к ней. Кажется, если поднести к малявке распятие, она зашипит и задымится.
Смотрю на валяющиеся осколки. В
– Всем разойтись по кабинетам! – кричит опомнившаяся Алевтина Яковлевна. – А вы двое, марш к директору! Знаете, сколько нынче зеркала стоят?
– А я-то что? – возмущается Вера, мигом сбрасывая оцепенение. – Вы кретинку эту малолетнюю ведите к директору! Психопатка недоделанная.
Вера поправляет сумку на плече и демонстративно покидает вестибюль, не обращая никакого внимания на окрики Алевтины. Фиалка тяжело дышит, глядя ей вслед, все маленькое тельце так и трясется. И чего она там увидела, в этом зеркале?
Толпа рассасывается, и я осторожно подхожу, чтобы заглянуть в разбросанные осколки: быть может, получится увидеть причину истерики Фиалки? Когда пытаюсь наклониться, чья-то рука придерживает меня за плечо. Обернувшись, встречаюсь взглядом с Мишей.
– Нельзя же в разбитое зеркало смотреть, – говорит. – Плохая примета.
В голове всплывают слова Иры.
– Можешь мне ту статью показать? – спрашиваю.
– Какую?
– Про подростков двадцать лет назад. В интернете.
– Могу, конечно. Только после уроков, не сейчас. У меня алгебра, нельзя пропускать.
***
После уроков нигде не могу найти Мишу. Звоню ему, а он не отвечает. Мимо проходит Багров и останавливается, увидев меня:
– Кому звонишь?
– Мише Сажину. – Раздраженно прерываю безответный вызов и роняю телефон в карман. – Он мне обещал статью показать про тех суицидников. Не видел его?
– Если бы и видел, то не обратил бы внимания.
Он подходит ближе и поправляет мне воротник.
– И вообще, – говорит, – ты слишком на этом зациклена. Я вот уже почти перестал волноваться. Если подумать, ничего страшного не случилось, так ведь? Всего лишь пропали на три дня. Главное ведь, что мы целые и невредимые. Никто не пострадал.
– Говоришь как моя мама.
Он легонько щелкает меня по носу, тонкие губы растягиваются в улыбке:
– Надо слушать, что говорят старшие.
Если бы мне предложили любую суперспособность на выбор, я бы выбрала устойчивость к обаянию Максима Багрова. Он бы подкатывал ко мне на глазах у всех этих влюбленных в него девчонок, или даже предлагал бы прогуляться как-нибудь вечером, а я такая: извини, мол, но у меня куча дел. Не сегодня.
– Тебе отвлечься надо, – говорит Макс. – Может, погуляем сегодня вечером?
– Да, давай, – отвечаю. – Зайдешь за мной?
***
Придя из школы, первым делом запираюсь в ванной и смотрю на себя в зеркало. Не могу перестать думать о зеркалах после этой утренней истории с шестиклашкой. Целый день рассматривала себя в выключенном экране смартфона, окнах и витринах на улице. Что
Я, с немного растрепанными темными волосами и раскрасневшимися от уличной прохлады щеками. Фон – стенка ванной, кусок шторки с рыбками, мамин халат на крючке. Вообще ничего такого. Все идеально.
Странная мысль бьет в голову, и я тут же сбрасываю верхнюю одежду. Как только раньше не поняла? Рука нашаривает на полке маленькое зеркальце, а потом заводит за спину. Так, чтобы было видно поясницу.
Лет пять назад я как-то каталась на велике и упала спиной прямо на разбитую бутылку. До сих пор помню бледное лицо мамы, когда она звонила в скорую. В больнице наложили миллион швов, мне потом еще месяц снилась эта загнутая поблескивающая иголка в пугающе ловких пальцах толстого добродушного доктора. В общем, в итоге на пояснице осталась целая россыпь маленьких шрамов. Первое время я тратила много свободного времени, чтобы сочинить истории про их возникновение на случай, если кто-то спросит. Вот только никто не спрашивал, и скоро я забыла не только свои истории, но и сами шрамы.
Так вот, теперь их нет.
Я вожу зеркалом туда-сюда. Поворачиваюсь, чтобы свет падал с разных углов. Все без толку. Кожа гладкая и чистая, ни единой неровности. Я как манекен на витрине.
Мама стучится в дверь ванной. Звучит обеспокоенный голос:
– Ты там нормально?
Я открываю и говорю:
– Смотри мне на спину.
Она непонимающе смотрит.
– Видишь? – спрашиваю.
– Ну да. В смысле, нет. Что видеть-то?
– Ну там же шрамы были, я на бутылку упала!
Мама кивает растерянно:
– Точно. Ты что-то сделала? Крем какой-то специальный?
Вид у нее искренне недоумевающий, но при этом слегка отстраненный. Мама удивлена исчезновением шрамов, однако не видит в этом ничего особенного. Я натягиваю футболку и спрашиваю:
– Мам, а что произошло двадцать лет назад?
– С кем?
– С детьми, которые исчезли. Как мы.
– Не знаю. Я не жила здесь двадцать лет назад.
– Серьезно? Ты не рассказывала.
– Я в другом городе родилась и выросла. Потом познакомилась с твоим отцом и переехала к нему сюда, мои родители купили для нас эту квартиру. Это было лет семнадцать назад, как раз за год до твоего рождения.
Мама грустно вздыхает и продолжает:
– Я думала, что буду тут жить счастливо с твоим папой. А потом забеременела, и он тут же уехал. Убежал.
– Это как-то странно.
– Он сказал, что у него не должно быть детей. Сказал, надо сделать аборт. А я отказалась.
– Разве не лучше было оставить мужа, а не ребенка?
Мама улыбается и гладит меня по волосам:
– Как же я могла убить мою любимую доченьку?
– А почему он этого хотел?
– Мужчины боятся детей, знаешь ли. Особенно мужчины, которым чуть за двадцать. Они сами еще дети, а тут на них ответственность взваливают. А твой отец, дурак он просто. Я бы на него никакую ответственность не стала взваливать, сама бы тебя растила и воспитывала. Ему бы просто рядом быть, но нет.