Тени за холмами
Шрифт:
Правда, ночь была слегка растерянной — ведь мы, победители, выступили сегодня не полным составом.
И это следовало как можно скорее исправить.
— Лиссай! — окликнула я, спасая принца из отцовских силков. — А вы не хотите… Погулять?
И я отчаянно заморгала, эдакий псих-подмигивальщик, намекая на Междумирье, Мудру и всё такое.
— К-конечно, хочу! — встрепенулся принц. — Отец, раз тебе так интересна К-кадия, выдели ей весь больничный корпус во Дворце, договорились?
Лис панибратски похлопал короля по плечу
Под задумчивым взглядом Сайнора, помахав друзьям, мы скрылись в толпе.
ГЛАВА 32. Перемигиваясь, перешучиваясь
Найди свою стаю и будь счастлив. Нет стаи? Найди своего человека.
Девиз волка Снежка, Который, кстати, соскучился.
Той ночью мы не сложили пасьянс из нашей счастливой колоды персонажей.
Когда Лиссай и я нырнули в Междумирье, Дахху и Анте всё еще спали. При этом кокон с Теннетом почему-то стоял вертикально, как дольмен. А еще он был покрыт какой-то прозрачной штукой, будто березовые слезы, под которыми виднелись глубокие трещины.
Что за дела? Вертится Теннет, что ли? Наружу просится? Или кто-то вскрыл его в наше отсутствие — и «незаметно» склеил обратно?..
Переглянувшись, мы с принцем осторожно отшагнули назад.
Не ровен час взорвётся бомба!
— Надеюсь, он там головой вверх, — пробормотал Лиссай.
Я же задумчиво постучала по лежащему кокону с Дахху: так торговец на рынке проверяет дыни на спелость.
Вздохнула:
— Представляю, как будет ныть Смеющийся, когда узнает, что все видели превращение инграсиля. Всё, кроме него.
— С этим сложно смириться, — согласился принц. — Но у господина Дахху есть Марцела.
— А у Марцелы — он, — подхватила я. — Они вроде спелись. Уверена, старушке приятно будет поболтать о своей, хм, реинкарнации. Не пройдет и дня, как Дахху расскажет нам процесс в таких подробностях, что даже мне, очевидице, станет завидно…
Лиссай подобрал атлас, валявшийся у беседки, и начал строить маршрут в пустыню.
— К-кстати, Тинави, — протянул он, ища на карте Запретный Квартал Мудры, поместье Авены. — Я не расстроен тем, что вы не поняли.
— Не поняла что?
(Я была до пепла последовательна в своих грехах.)
— Что я ск-казал вам, что люблю вас, — не отрываясь от листа, буднично сообщил принц. — Тогда, перед выходом к Дамбе. В глухое ухо. Сек-кретно.
Я поперхнулась. Потом подавилась. Закашлялась.
Наконец, выругалась:
— Пепел. Пепел! А сейчас-то вы зачем меня просветили, а, Ваше Высочество?!
Плечи рыжего затряслись от беззвучного смеха:
— Захотелось! Но без паники: я же ск-казал, что не расстроился.
Пока я лихорадочно соображала, куда сбежать, он обернулся:
— Я знаю, что ныне вы не отвечаете мне взаимностью, —
Я подозрительно насупилась:
— Вы про Междумирье?
(Если он запрёт меня здесь — это станет проблемой.)
Лис покачал головой:
— Нет. Просто я собираюсь жить вечно, — улыбнулся он. — И, значит, никуда не спешу. А бессмертье — так-кая штука… Все в нем случается. В нужный момент.
— Но я-то не собираюсь жить вечно.
— Не зарек-кайтесь.
Увы, в пустыне мы не нашли ни Полынь, ни Мелисандра.
В подземелье была только лужа запекшейся крови у клетки — и две цепочки следов от неё. Вполне себе ровных, не "хромающих", что утешало. Но снаружи следы исчезали: пустынная поземка слизнула их, как экстравагантное лакомство.
— Ну и куда их унесло? — риторически спросила я, с верхушки полуразрушенной башни глядя на черный слепой горизонт в направлении Шолоха.
Прошло не так много времени, поэтому было странно, что ребят нигде не видать. Пешком далеко не уйдешь, а Полынь вряд ли настолько быстро оклемался, чтобы Прыгать по пустыне в обнимку с горланящим Мелисандром.
— Может, отсыпаются в к-каком-нибудь поместье? — предположил Лиссай. — Будем искать?
— А то!
И до рассвета мы ходили по Мудре.
Два Всех-Сильно-Раздражающих-Туриста, кричащих непонятные для местных имена. Периодически какой-нибудь кочевник, шаман или каннибал выходил нам навстречу с весьма прозрачным намерением, но тогда Лиссай зажигал на волшебной палочке яркий свет, а в другую руку брал пушку, пусть и без патронов, — и пустынники, наученные вчерашним опытом, тотчас разбегались, как тараканы.
Солнце уже пробудилось и упрямо карабкалось вверх по небосклону, когда я, в противовес ему, упала и уснула.
А очнулась я в Шолохе. В больничном отсеке дворца, на узкой койке, благоухающей бергамотом.
— Доброе утро! — хором возопили со всех сторон.
Что было неправдой: судя по наклону лучей в витражных окнах, уже давно отзвенел не только полдень и пятичасовой чай, но даже первый из светских вечерних коктейлей.
Оглядевшись, я не слабо так удивилась.
Лазаретный корпус был оккупирован. Захватчиками выступили сплошь родные лица.
Так, на кровати справа от меня возлежала Кадия, погребенная под цветами, конфетами и чирикающими открытками ташени. Причем парочка летучих птичек делали блондинке прическу, накручивая локоны себе на клювы, как на бигуди.
На двух кроватях слева расположились Дахху (естественно, в обнимку с «Доронахом») и Анте Давьер, который сидел уже поверх одеяла и с непередаваемым выражением лица смотрел на незажжённую сигарету. Курить тут нельзя: сигнальные жемчужинки очнутся.