Тени забытой шестой
Шрифт:
Палач осторожно срезал остатки платья, намереваясь плеснуть на рану спирта и зашить, но застыл, потрясенно глядя на изуродованный давними шрамами живот.
— Это ж как так?..
Я слабо улыбнулась, глядя в глаза плешивцу.
— Тот мучитель был мастером, а ты… Сможешь? Сможешь повторить его рисунок?.. — спросила я и потеряла сознание.
Боль накатывала волнами. Трещали суставы на дыбе, и голос палача, слегка шепелявый, ввинчивался в сознание, уговаривая:
— Ну сознайся
Я улыбалась тому, что демон наконец отступил, упоенный моей собственной болью. На палача я не злилась. Работа у него такая. И делал он ее хорошо. Покалечить не пытался, лишь искусно чередовал боль и минуты облегчения, чтобы сломить волю.
— Тебе интересно?.. — шептала я, сорвав голос от крика. — Интересно, кто был тем мастером?.. Тебя-то как звать?
Плешивец вытер пот со лба и закурил самокрутку, пыхнув мне в лицо дымом.
— Ты, девонька, эти разговоры брось. Не на того напала. Меня не разжалобишь.
Он выбрасывал недокуренную самокрутку и опять принимался крутить ручку коловорота, натягивая ремни на дыбе. Боль пополам с криком заполняла все мое существо и вытесняла искру разума. Я теряла сознание…
… и вновь приходила в себя, когда палач окатывал меня холодной водой. Боль возвращалась, усиливаясь, и я продолжала шептать, чтобы удержаться в реальности.
— Хочешь, расскажу, что со мной делал настоящий мастер?.. Как поил расплавленным свинцом?.. Как сажал на кол?.. Как сжигал живьем?.. Тебе интересно?.. Интересно, как я выжила?..
— Ты ври да не завирайся… — опять утирал он пот и присаживался на колоду. — После такого не выживают… Ты сознайся им, сознайся, ну чего упрямишься? А я тебе голову-то отниму, испугаться и почувствовать не успеешь. А уж коли не сознаешься, то тот, коротышка, видела его?.. Вот уж кто лютый зверь, мучить будет так, что мертвым позавидуешь. Что с людьми он творил, так то и мне не по себе делалось… А уж над девками-то особенно изгалялся…
Мой смешок вышел больше похожим на кашель.
— Боится… — выдавила я наконец. — Боится он меня, за шкуру свою боится. Знает, что я его братца порешила, бесится, но страшно ему… Чует демона…
— Какого еще демона?..
— Того, что мне от мастера страданий достался. Вон, в углу свернулся. Только если я ту тварь спущу, никого в крепости не останется…
— Ох и бедовая ты девка… — пробормотал палач и взялся за раскаленные щипцы. — Придется тебя немного…
Распахнулась дверь допросной, принеся глоток свежего воздуха.
— Федосей! Тебя генерал срочно к себе с докладом кличет!
Плешивец вздохнул и покачал головой.
— Вот и что мне ему доложить, а? Ведь запираешься и хуже себе делаешь… — он уронил щипцы обратно на жаровню и пошел к выходу.
— Так тебя Федосеем зовут? — бросила я вслед палачу. — Я запомню. Когда стану императрицей…
Он
— Блаженная!..
— … когда стану императрицей, то казнить не стану. Хорошие палачи нынче редкость.
Дверь за плешивцем закрылась, а солдат остался. Он подошел ко мне ближе и остановился напротив. Я зло выдохнула:
— Чего уставился? Иди отсюда, пока не застукали. Неси караул.
Ёжик — а это был он — сжал кулаки.
— Это и был твой гениальный план по освобождению моего сына? Попасть в лапы имперцев? Чтобы гнить с ним в соседней камере?!?
— Прекратил истерику и пшел вон, — прошипела я. — Не путайся под ногами.
Ёжик подошел еще ближе.
— Ты хоть знаешь, что Сига завтра должны судить? Почему ты, демон тебя раздери, не вытащила его вместе с часовщиком?!?
Потому что мне в колоду была нужна карта его отца… но вслух я сказала иное:
— Потому что Сигизмунду Рыбальски нужна не только свобода, но и честное имя…
— Ему нужна жизнь!
— Не ори. Все будет… И суд, и честь, и новая жизнь. Город должен знать своих героев.
— Нет, ты посмотри на нее! — взвился он от ярости. — Она еще и ерничает! Ты себя со стороны видела? Полудохлая здесь висишь!..
— Кстати, да… — поморщилась я, не чувствуя рук. — Сними у меня с пальца кольцо. Только осторожно, не касайся камня. Отпросись в увольнительную и отдай перстень любовнице Гогенфельзена. Ты ее видел, зовут Петрой. И передай от меня, только дословно, не перепутай…
Я прикрыла глаза, чувствуя, как шумит в висках. Тварь в углу зашевелилась, разворачиваясь тугими змеиными кольцами. Ее отрава проникала в сознание.
Яд… такой надежный… Крохотная капля на острие иглы… Одно движение, и наступит долгожданное облегчение… Зачем трепыхаться?.. Конец для всех един… Иди к нам… Мы тебя давно ждем… Белая холодная пустота… Небытие… без чувств и боли…
Меня зазнобило. Стуча зубами от холода, я выговорила через силу:
— Передай ей и скажи, что от Рыбальски. Пора ей… стать… женой… генерала… Гогенфельзена… Пусть пошалит с толстяком… Сейчас… или никогда…
— И что это значит? — озадаченно спросил Ёжик. — Как это поможет Сигу?..
— Не твоего ума дела!.. — разозлилась я. — Делай, что велено!..
Он ушел, оставив меня наедине с собственными демонами. И палач как назло куда-то запропастился. В подвале пыточной было так тихо, что я слышала, как потрескивают угли в жаровне. Ощущения бытия исчезали, одно за другим… Обоняние давно пропало, потом отдалились звуки, свет и тень смешались в серое ничто… Последней оставалась боль… но и она уходила… Все меня бросали… Туман заволакивал сознание… Ледяные воды озера смыкались надо мной… Нельзя… надо думать… перебрать колоду… вспомнить карты… проверить, что в отбое…