Тени «Желтого доминиона»
Шрифт:
– На здоровье, сынок! – Ушак-ага довольно улыбнулся, снимая с рогатин остальные шампуры. – Свежинку и беркут мой любит… Знаете, о чем я сегодня подумал? На охоте в своей хищной птице я увидел Эшши-хана, басмачей, а в джейране – себя, своих аульчан. Ведь растерзает, не пощадит, если мы ему в лапы дадимся…
Таганов уже вытирал руки, когда заметил, что Халлы Меле зачем-то скинул с себя халат и рубашку. Раздевшись до пояса, тот сказал:
– Смотри, Ушак-ага! Это сделал Эшши-хан… – Вся грудь Халлы Меле была в шрамах и рубцах, на спине – рваный след сквозной пулевой раны. – А я ведь
И Халлы Меле рассказал старику страшную историю шестилетней давности, приключившуюся с ним, джунаидовским нукером, которого Эшши-хан и Хырслан, растерзав, думая, что убили, оставили в пустыне на съедение зверям. Чекисты поведали старику и о том, с каким изощренным коварством Джунаид-хан расправился с родным братом Шаммы-ага – Аманли Белетом, его женой и одним сыном, – второго сына, Черкеза, он похитил и переправил за кордон. Ушак-ага был настолько потрясен всем услышанным, что даже не прикоснулся к еде.
С охоты возвращались к вечеру. Завидев аул, Ушак-ага натянул уздечку – серый, вздрагивая боками, остановился как вкопанный.
– Если нам сниматься, то надо… немедля. – Старейшина глухо прокашлялся. – Я не уверен, что в кочевье нет шпиона Эшши-хана… Откуда же они тогда разнюхали о нашем ауле?
– Снимайтесь, аксакал! – Таганов полез во внутренний карман, достал оттуда сложенный вчетверо листок, протянул его старику. – И как можно раньше. А эту бумажку отдадите в Ташаузе, в окружкоме, лично в руки… – И Таганов назвал фамилию ответственного работника. – Он все устроит, во всем поможет.
Ночью над пустыней замел афганец. Таганов долго ворочался, не мог уснуть: то ли мешала непогода, то ли слова о басмаческом шпионе вселили в него тревогу… Но смутное, неясное предчувствие чего-то недоброго не давало ему покоя до самой зари.
Утром Таганова разбудил Бегматов. Полусонный, с тяжелой от бессонницы головой, он едва взглянул на сумрачное лицо друга – и екнуло сердце.
– Что случилось?
– Опять Амир-бала бежал.
– Когда? Погоню послали?
– Ночью, перед афганцем. Бессмысленно искать его, ветер следы замел…
– Да-а-а… Что Хемра?
– Ничего не знает. А вот Тойли сказал, что Амир-бала за головой Эшши-хана поехал…
В тот же вечер такыр у Сапалы опустел. Его обитатели, погрузив свои кибитки на верблюдов, отправились на Ташауз. Вместе с ними ушел и Хемра.
Отряд Таганова, распрощавшись со скотоводами, по-прежнему держал путь на северо-запад, в глубь песков, где укрывались банды, сформированные Эшши-ханом и его приспешниками. Часом раньше Таганов снарядил в Ербент двух джигитов, которые повезли сообщение о побеге Амир-балы, об оперативной обстановке в районе действия чекистского отряда, о встрече с кочевым аулом. В Ербенте стоял красноармейский гарнизон, который был связан с Ашхабадом по рации, туда нередко прилетали краснозвездные аэропланы.
Что рождает добро
У Адама и Евы было два сына: старший – Каин и младший – Авель. Авель пас овец, Каин обрабатывал землю. Однажды Каин принес в дар Богу плоды земли, Авель от стада своего посвятил ему первородных ягнят. Бог Яхве благосклонно принял дары Авеля, а на подношения Каина даже
Каин сильно разгневался, и лицо его помрачнело. Тогда Яхве спросил Каина: «Отчего поникло лицо твое? Если будешь творить добро, – жертва твоя будет принята, если же будешь творить зло, у порога твоего станет грех, а ты в своей алчности не сумеешь совладать с собой и впадешь в него».
Каин, однако, не внял предостережению. Снедаемый завистью, он заманил Авеля в поле и коварно убил его. Когда свершилось преступление, Бог обратился к Каину: «Где Авель, брат твой?» А Каин ответил: «Не знаю, разве я сторож брату моему?» Тогда Бог сказал в великом гневе: «Что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли».
И Бог проклял Каина на вечное изгнание. И Каин, прячась от Яхве, отправился в скитание и поселился на земле Нод, к востоку от Эдема…
Зеленокрылый аэроплан с красной звездой на фюзеляже, вспугивая коней и верблюдов, низко закружил над отрядом и приземлился на такыре. Из кабины выбрались двое, в черных кожанках, летных шлемах и больших автомобильных очках. Один из них, что постарше, с короткими усиками, средних лет, представился: «Пилот Чернов!» – и вручил Таганову пакет. Второй, помоложе, поприветствовав издали, – это был бортмеханик, – взобрался на крыло самолета и стал копаться в моторе.
Таганов вскрыл пакет, внимательно прочел, потом передал Бегматову. Из ГПУ республики сообщали, что Аннамет по приказу Эшши-хана отправился к колодцу Сапалы, чтобы сформировать там из племени ушак басмаческую сотню и пойти с ней под Ташауз, чтобы передать ее под начало одного из бывших джунаидовских юзбашей. Кому именно – неизвестно. Каковы конкретные планы этой сотни? Тоже неясно. Но из племени ушак Аннамету сотню не сколотить: старейшина уже далеко увел аульчан. А если Аннамет перехватит их по дороге?
Кому же все-таки надумал Эшши-хан передать сотню? Таганов перебрал в памяти бывших джунаидовских сотников. Ахмедбек рыскал в песках, Халта-ших поклялся, что не поднимет больше оружия против советской власти, а Балта Батыр, вернувшись из Ирана, вроде бы угомонился, занялся торговлей…
– Если Аннамет держит путь на Сапалы, – рассуждал Ашир, – значит, Амир-Бала не сказал Эшши-хану, что Ушак-ara увел своих…
– Выходит, так, – подтвердил Бегматов. – Но какой дорогой Аннамет пойдет на Сапалы?
– Дорога здесь одна. Впрочем, есть и другая, но она в обход – вряд ли Аннамет по ней пойдет.
Таганов и Бегматов развернули карту и долго водили по ней карандашом, уточняя маршрут разведывательного полета аэроплана. Вскоре зеленая птица поднялась в воздух, взяла курс на северо-запад, а отряд продолжил свой путь.
На следующий день аэроплан снова закружил над отрядом. Убедившись, что внизу свои, пилот посадил машину на ближайший такыр.
– Какая-то группа движется по направлению к Сапалы, – доложил пилот Чернов. – Они, каты, даже обстреляли меня. – И пилот показал на пробоины в фюзеляже. – Я схитрил, завалил машину на левое крыло, протащился так малость… Они сразу стрельбу прекратили, засуетились, – решили, что подбили.