Тени
Шрифт:
– Я в курсе. – Залин бесстрастно улыбнулся, не позволив себе и тени сомнений в верности выбора. – Но готов пойти на это.
– Ради Ранора? – Хадайша скептически вздернула бровь. – Достоин ли он подобной жертвы?
– Ранор прежде всего мой человек. – Залин с вызовом вздернул подбородок. – А значит, в том, что произошло, моя вина едва ли не определяющая. Я должен был предвидеть, к чему приведет мое решение оставить в монастыре охрану. Должен был почувствовать нарождающееся желание в душе Ранора. И должен был предотвратить это преступление. Но не выполнил ничего из перечисленного. Следовательно, обязан
– Что же. – Хадайша кивнула после недолгой изумленной паузы. – Да будет так. Но Ранор после этого в монастыре не останется.
– Да, конечно. – Залин наклонил голову в знак согласия, после чего с интересом взглянул на дознавательницу. – А вы уже решили, какое наказание понесет девчонка? Или закроете глаза на ее ложь?
– Вряд ли у меня получится. – Хадайша поморщилась от издевки, скользнувшей в тоне мужчины. – Увы, ее проступок по законам храма еще тяжелее, чем у Ранора. Но мне надо подумать.
С этими словами она развернулась и распахнула дверь, намереваясь вернуться в комнату. Но на самом пороге замерла, устремив взор на что-то перед собой.
– Надеюсь, ваше наказание для нее будет справедливым и достаточным, – полетел в ее спину запоздалый окрик Залина. – Вашим новым подопечным не мешало бы преподать неплохой урок. Не хотелось бы, чтобы подобное повторилось.
– Боюсь, над Дейлой я более не властна, – странно изменившимся голосом откликнулась Хадайша, продолжая смотреть прямо перед собой. – Теперь ее дальнейшая судьба полностью в руках Пресветлой богини.
Залин недоуменно нахмурился. Подошел ближе, и Хадайша посторонилась, позволяя ему встать рядом с собой.
Это казалось невероятным, но за недолгую отлучку дознавательницы Дейла нашла самый верный способ избежать наказания за свой проступок. Верно, отчаяние и страх перед неизбежной жестокой карой придали ей сил. За несколько минут отсутствия Хадайши послушница успела отыскать крепкий ремень, прежде перепоясывающий талию дознавательницы. Затем перехлестнула его через спинку кровати и удавила себя, подогнув ноги.
– О небо! – потрясенно прошептал Залин, невольно скрещивая указательные пальцы, чтобы отвести зло. – Что же она услышала от вас, раз предпочла не просто преступить правила храма, но предать Пресветлых богов, ринувшись в объятия Галаша?
Хадайша с тихим болезненным стоном коснулась пальцами висков, в которых запульсировала жаркая боль. Жизнь – самая большая ценность, которую людям даруют боги. Отказаться от этого подарка – значит жестоко их оскорбить. Только небеса вправе решать, когда закончится смертный путь каждого из нас. Но Дейла… Дейла швырнула это благословение в лицо богам, следовательно, теперь ее душа проклята. Обречена вечно страдать во мраке. Как ни печально осознавать, но в этом именно ее, Хадайши, немалая вина.
– Кажется, я немного перестаралась, пытаясь убедить девочку в недопустимости такого поведения, – чуть слышно призналась дознавательница и печально поджала губы. – Глупый несчастный ребенок, что же ты наделала?
– То, к чему вы ее подтолкнули, – негромко ответил Залин. Развернулся и отправился прочь по коридору, напоследок кинув через плечо: – Я распоряжусь о погребении. Так как Дейла покончила с собой, то костра она не заслужила.
Хадайша горестно скривила уголки
– Прости меня, – шепнула дознавательница. – Я не хотела…
Но ей уже никто не мог ответить.
Шаная зябко куталась в длинный теплый плащ. Осень наконец-то заявила свои права на мир, и теплая солнечная погода сменилась затяжными унылыми дождями. Ливень шел почти без перерыва уже вторые сутки, начавшись незадолго после того, как обнаружили тело Дейлы. Словно сама природа оплакивала запутавшуюся в сетях лжи девушку.
Принцесса глубоко вздохнула и спрятала замерзшие руки в муфту, пытаясь отогреть ледяные пальцы. Украдкой покосилась на мрачную воспитательницу, проверяя, не заметила ли та это движение. Нинель не желала, чтобы Шаная присутствовала на обряде погребения. Накануне она долго ворчала, что негоже девочкам, в будущем обязанным послужить своим подданным образцом добродетели и хорошего воспитания, приносить последнюю дань уважения отступнице, упавшей в бездну греха и позора. Однако принцессе хватило лишь взгляда – и Нинель отступилась, прежде пробурчав, что они отправятся обратно, как только ее воспитанница замерзнет. Еще не хватало ей простудиться.
И вот теперь Шаная стояла рядом со старой женщиной и упорно делала вид, что все в порядке. Капюшон почти не защищал ее от косого дождя и сильных порывов северного ветра, поэтому все лицо девочки было мокрым. Но это вполне устраивало принцессу. Пусть остальные думают, что она действительно расстроена и не может сдержать слез. Хотя на самом деле Шаная ничего не испытывала по поводу смерти Дейлы. Ну, быть может, только капельку злости, что послушница оказалась настолько трусливой и при первой же опасности предпочла постыдное бегство.
Капитан Залин, стоявший несколько поодаль, то и дело посматривал на непроницаемое лицо принцессы, гадая, какие же мысли таятся за синим льдом ее безмятежных глаз. Интересно, что же произошло между ней и Серафией? Ради открытия этой тайны мужчина был готов пожертвовать несколькими годами жизни. Но вряд ли Хадайша или Варон снизойдут до объяснений. Дознавательница дала понять стражнику, что готова пойти на обмен: жизнь Ранора на прекращение расследования. Значит, принцесса действительно замешана в гибели настоятельницы. Но почему в этом случае представители инквизиции решили замять дело? Нет ответа.
А вот мужчине, который стоял рядом с Залином, было не до мудреных рассуждений. Ранор просто плакал. Для захоронения выбрали место недалеко от монастырской стены на опушке березовой рощи, которая в одночасье потеряла свою яркую листву и тоскливо шелестела голыми ветками. Накануне он в одиночку вырыл здесь глубокую могилу, предназначенную для тела Дейлы. Ему предлагали помощь, но он не реагировал ни на какие вопросы или встревоженные восклицания. Стражник с таким глухим отчаянием вычерпывал из ямы жидкую грязь, не обращая внимания на холодный ливень и порывы ветра, что товарищи сочли за благо оставить его в покое. Потом он еще долго стоял, запрокинув лицо к далеким безразличным небесам, и изредка слизывал крупные капли то ли дождя, то ли слез с губ.