Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
Он говорил:
— Будем честны: ВСЕ СТРЕМЯТСЯ ПРОЖИТЬ ЗА ЧУЖОЙ СЧЕТ. Каждый старается устроиться так, чтобы за него заплатил в ресторане сотрапезник, чтобы за него выполнил работу сослуживец, чтобы за него пропылесосил дома другой член семьи… ДУРАК ТОТ, КТО НЕ ПЫТАЕТСЯ ПЕРЕВАЛИТЬ СВОЮ ЧАСТЬ РАСХОДОВ И ТРУДОВ НА СОСЕДА ИЛИ РОДСТВЕННИКА. Те, которые переваливают, живут легче и, естественно, дольше. Поэтому и торопятся перекладывать со своего горба на чужой. С больной головы на здоровую. И, тем более, со здоровой (то есть умной) — на больную (то есть дебильную).
Люди делятся на тех, которые везут и тех, которые
Домашнее задание. Попробуйте возразить и оспорить вышеприведенную сентенцию.
Маркофьев вздыхал:
— Так и начинаются революции… С недовольства бесправных низов чрезмерной наглостью и роскошеством жизни зажравшихся верхов. Странно, что верха этого не понимают… А низы не станут долго размышлять. Им это просто не дано.
— Иногда мне кажется, — говорил он, — что мы присутствуем на вечном гипнотическом сеансе. О котором уже не раз читали в книгах и который видели на театральных сценах и киноэкранах. Но действующие лица, завороженные магией фокусника, позабыли обо всем, что знают, и в точности повторяют ошибки предшественников. Ведь именно так начиналась заваруха в начале прошлого века. Именно так собачились между собой высокопоставленные чиновники, не желая замечать ничего из творившегося вокруг и в пылу полемики прозевавшие не только будущее России, но и своих жизней. Угробившие судьбы близких.
Он хватался за голову:
— С некоторым почти мистическим ужасом мы видим, что в России ничто не меняется. Те же угодливые прихлебаи из околовластной и журналистской челяди, те же верноподданические попытки расшибить лоб во исполнение еще не отданной, а только витающей в воздухе директивы, те же ненаказуемые и неистебимые воры-чиновники и бескрайняя нужда и дикость мечущихся меж посвистывающим кнутом и иллюзорным пряником масс…
И подытоживал:
— Да, в жизни все решают деньги, количество стволов, которые находятся в твоем распоряжении, и готовность драться за ареал обитания. Красивые разговоры о борьбе за правое дело и равенство хороши для книг и Организации Объединенных Наций… На которую все давно плюют.
Но он хотел, упрямо хотел вернуться на родную, истерзанную несправедливостью землю. Хотя понимал: жить, существовать в тех условиях, в которые поставлены здесь люди — и даже самые достойные из них — постыдно.
Прилетая в Россию и мча из аэропорта в город, я не мог не поражаться развернувшемуся по обе стороны дороги строительству. Коттеджи росли как грибы после дождя. (Таких сравнений вы себе позволять не должны!) Однако на центральной улице я видел: трое милиционеров, посмеиваясь, курочат (другого слова не подберешь) несчастного приезжего. Просматривая его документы, они вымогали у бесправного паренька деньги. Когда я попробовал за провинциала вступиться, стражи порядка начали цепляться уже ко мне.
Меня чуть не сбила машина, выехавшая на тротуар. За рулем сидели опять-таки ухмылявшиеся постовые.
Фраза из путеводителя для иностранцев по России. "Полное бессилие — вот что всегда ощущал и ощущает человек в этой державе."
В аэропортах всего мира
Фраза из путеводителя. "Это страна, где не хватает нервов."
Да, я не собирался привыкать к тому, что на дорогах, если по трассе мчал важный государственный чин, всех неважных и негосударственных сгоняли на обочину или мариновали в пробках часами. Почему я (и другие) должны были расходовать жизнь на ожидание? Кто мог и собирался мне это время возместить?
И если бы речь шла только о времени.
Нет, дело касалось уже и принципов.
Да, я буквально изводил себя претензиями к собственному несовершенству, но столь же высокие требования предъявлял остальным. Что я мог, однако, исправить и предложить — ради улучшения ситуации? Что мой крохотный умишко мог измыслить, если Спиноза и Ларошфуко, бившиеся над теми же проблемами, так и не придумали ничего путного?
А вот Маркофьев же смог! Он твердил:
— В отношении лицедеев и лгунов, воров и преступников возможны и оправданы любые действия, любые поступки.
После очередной ночи, полной дум и сомнений, я, пришел к Маркофьеву и сказал:
— Я понял, в чем задача. После всего, что увидел и пережил… Перечувствовал и перестрадал… Я должен вступиться за обездоленных и угнетенных! Я превращу нашу страну в европейски цивилизованную державу!
Маркофьев смотрел с недоумением.
— Что имеешь в виду? — озадаченно спросил он.
— Если все эти депутаты, министры, госчиновники заботятся о себе, а не о населении, тогда… — воскликнул я.
— Что в связи с этим намерен делать?
— …я попытаюсь занять максимально высокое положение в вертикали власти! Потому что помощь обездоленным можно оказывать, лишь вписавшись в эту гребаную иерархию… Я буду сражаться…
Маркофьев сочувственно скривился. С его губ сорвалось:
— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Неужели думаешь, те, кто хотят блага народу, идут в политику? В политику идут те, которые желают урвать побольш! Честному в политике не место! Его разжуют и выплюнут! — Он ткнул в свежий номер газеты, лежавший на столе. — Фотография переговоров… Этот, якобы проводящий демократические преобразования, ручкается с этим, припрятавшим партийные деньги… И они еще делают вид, что заботятся о ком-то! Да разве им есть дело до пенсионеров или врачей из Ужопинска? Нет, — он гордо воздел голову. — Не унижай себя!
Он сказал:
— Проведение реформ в человеческом обществе сравнимо с проведением реформ в саду. Вместо подорожника, чертополоха, лебеды, полыни — высаживают кусты роз, георгинов, фруктовые деревья. Выполотая трава, разумеется, погибает. А культурные растения торжествуют победу. Надолго ли? Нет, лишь пока человек их холит и оберегает от нашествия сорняков… Стоит садовнику ослабить усилия — и что мы видим? Прежние хозяева угодий вновь захватили позиции, а инфанты под натиском дикого разнотравья хиреют, чахнут, сдают позиции… Лишь редкие страны являют собой выхоленный оазис искусственно наведенного порядка… Грядочки и газончики… Но со всех сторон их обступают такие полчища бурьяна…