Теория игр
Шрифт:
В о л ь д е м а р:
– Вот, и стою!
Я:
– Вот, и стой!
"Нет, фигня какая-то."
Я (бодро):
– Привет!
И н г а:
– Подлец!
"Нет, не так."
Я (бодро):
– Привет!
В о л ь д е м а р:
– Подлец!
Я (устремляюсь к Вольдемару за сатисфакцией).
И н г а (повисает у меня на плече).
Я:
– Женщина, веди себя скромней.
(И замахиваюсь).
И н г а:
– Нет!
Я:
– Шекспира читала? "Желание
(И замахиваюсь).
И н г а:
– Нет!
Я:
– Жена, не мешай!
И н г а (отпуская мое плечо):
– Жена?
Я:
– Да, жена! Ты моя жена. Я решил взять тебя в жены. Будешь спать в аэропорту у меня на коленях.
(И снова замахиваюсь).
И н г а (робко):
– Нет!
Я:
– Хочешь малыша мыть по пятницам? Значит, стой и молчи! Когда, понимаешь, два джигита беседуют.
(И замахиваюсь).
И н г а (еле слышно):
– Нет!
Я (делаю палец пистолетом и целюсь им в Ингу):
– Ку-клукс-клан! Киндер-кюхель-кирха!..
"Темп! Темп! Теряю темп..."
Я (бодро):
– Привет!
(И с ходу бью Вольдемара в ухо. И по сусалам его, по сусалам...)
Ю л и я (с перекошенным от страха лицом отступает к стене).
Я (бросаю Вольдемара и устремляюсь к ней):
– Я - Змея-Близнецы, полный загадочно-мистического очарования...
Ю л и я (убеждена, что я сошел с ума).
Я (издавая змеиное шипение):
– Я - Змея! Я - Змея... А-а-а!.. Хвать за жопу!
Ю л и я (истошно визжит).
"Смешно, но неточно. Сейчас я соберусь. Я - бодр, спортивен, энергичен! Плевать я хотел на цифру "3", которая имеет для меня судьбоносное значение."
Я (бодро):
– Привет!
И н г а:
– Как ты мог?
Я (развожу руками).
В о л ь д е м а р:
– Это подло!
Я:
– Как интересно! Значит, восемнадцатилетней девчонке голову морочить НЕподло! Обманывать свою жену, к слову сказать, святую женщину - НЕподло! А сделать все это достоянием гласности - подло! Интересно...
В о л ь д е м а р:
– Ты всегда завидовал мне!
Я:
– Я завидовал тебе? Да ты - просто дурак! Мне это директорское кресло, если хочешь знать, как собаке пятая нога. Меня возмущает другое. Как такое ничтожество как ты может вообще на что-то претендовать, и как другие до сих пор не понимали, какое ты ничтожество. Ты думаешь, я забыл, что ты мне сказал тогда в лифте. Я спросил тебя как человека: "Как Москва?" Помнишь, ЧТО ты мне ответил? Ты сказал: "НОРМАЛЬНО!"
И н г а (начинает шмыгать носом).
Я (зло):
– Поплачь, поплачь - Кутька высерет калач...
...посреди коридора стоит Инга.
– Как ты мог?
– говорит она и убегает.
Я иду по улице. Никогда не думал, что буду один. Когда-то у меня была мать. Жив был отец. Мы ехали в трамвае,
Потом их не стало. Сначала отца, потом матери...
В школе мне нравилась одна девочка. Два раза я провожал ее домой. А однажды даже позвонил ей в дверь. Не знаю, почему. Я убегал вниз по лестнице и слышал, как дверь распахнулась и кто-то вышел на площадку...
Потом она мне разонравилась. Или мне показалось, что она мне разонравилась...
(А может быть мне просто нравилось, как она страдает, видя, что я делаю вид, будто она мне разонравилась).
Потом мы уехали во Владивосток, а ее отца (он был военный) перевели в другой город.
Галина Ивановна, простите! Я обманул вас. Я никогда бы не смог стать вашим мужем. Я бы мог жениться только на ней. На этой девочке из пятого класса. Я бы заботился о ней. Я бы заплетал ей косички, встречал ее после школы. Зимой мы бы играли в снежки, а лето проводили в деревне. Я бы покупал ей парное молоко, и она бы цедила его из блюдечка...
Ей бы я простил все на свете!
Ей я бы простил даже шнурок от тампакса.
"Ты - не сирота!"
Ты - не сирота...
Плевать! Человек должен жить свободно и одиноко.
И тут меня озаряет. Я не один! У меня есть жена! Из прошлой жизни. Как я раньше о ней не вспомнил?
Назарова не одна. Какой-то мужичок-боровичок с бумаженцией в руке стоит перед ней навытяжку. Назарова просит его подождать за дверью.
– Мне плохо!
– когда мы остаемся одни, первым делом сообщаю я.
– Мне очень плохо!
Я обнимаю ее, целую, и она в первый момент не понимает, что от нее требуется.
Потом до нее доходит, она начинает яростно сопротивляться. Потом уступает...
В самый неподходящий момент в кабинет входит секретарь. Та самая. Я делаю вид, что не замечаю ее. Секретарь неслышно притворяет за собой дверь.
Потом Назарова плачет. Я поправляю на ней загнувшийся воротничок и чмокаю в соленую щечку: "Извини, так получилось!"
Распахнув дверь, я громко говорю:
– Нет, что ни говорите, а вторая форма хозрасчета более перспективная, чем первая!
(Это для конспирации).
Притворив за собой дверь в кабинет Назаровой, я бросаю взгляд на секретаря. Она сидит за своим столом. Один глаз смотрит у нее в потолок, другой - в пол. Она, вероятно, решила, что у нее начались галлюцинации.
Дома я достаю из холодильника бутылку водки. Наполняю двухсотграммовый стакан. "Водка - самое гениальное изобретение человечества". Если я когда-нибудь разбогатею, я обязательно поставлю памятник водке. Русской водке.
Закусив болгарским консервированным огурцом, я ложусь на диван. Укутываю ноги шерстяным пледом. И перед тем как провалиться в тягучий горьковатый сон, отключаю телефонный аппарат.