Теория игр
Шрифт:
Не будет теперь ни Вольдемара, ни мебели, ни квартиры...
"Бедная моя девочка! Как тебе не повезло."
Волна неописуемой нежности захлестывает меня.
Я прижимаюсь к Виктории всем телом и начинаю раздевать ее...
Сначала идут шерстяные рейтузы...
(Виктория на удивление спокойно сносит мои домогательства.)
"Чудесная моя девочка!.."
Затем очередь колготок...
(На внутренней поверхности бедер я ощущаю множество катышей.)
"Любимая моя девочка!.."
Теперь нечто воздушное...
Я
... и тут, перевернувшись через голову, оказываюсь на полу.
"Боже мой! Какой кошмар!"
Только на полу до меня доходит, ЧТО произошло.
Я бросаюсь к Виктории...
"Клянусь, это недоразумение! ЭТО произошло совершенно случайно."
Но Виктория невменяема. Она с остервенением натягивает на себя одежду. От прежней Виктории нет и следа. Сейчас передо мной разъяренная пантера.
"Поверь, я бы никогда не позволил себе ЭТО в такой ситуации. Я знаю, что ты решила. Но надо совсем не знать меня, чтобы так обо мне думать. У меня есть мораль! У меня есть принципы. Человек, который обижает вдов и сирот, не может называться человеком! Я не хотел унизить тебя. Я не хотел показать, что теперь, когда ты осталась одна, я могу обращаться с тобой ТАК. Мне не хуже, чем тебе, известно о практике наших отношений, о том табу, которое я никогда не нарушал. И если ЭТО случилось сегодня - это объясняется только одним. Роковым стечением обстоятельств! Пойми, я ПРОМАХНУЛСЯ! Тебе приходилось открывать ключом дверь в темном подъезде? Значит, ты должна меня понять!"
Но Виктория меня не слышит. Она выбегает на лестничную площадку и так хлопает за собой дверью, что со стен сыплется известка.
Я возвращаюсь в комнату, сажусь на диван...
И тут я вспоминаю об ее подарке.
Я отодвигаю стол, лезу за батарею и достаю оттуда пакет, успевший покрыться тонким слоем пыли. Беру ножницы...
Как я и предполагал, в пакете - три носовых платка.
Сверху лежит сложенная надвое открытка. На ней - палехская миниатюра. "Дети, играющие в снежки".
На обратной стороне рукой Виктории выведено пять слов: "Игорь! Я тебя очень люблю".
Я опускаюсь на стул и закрываю лицо руками.
12.
Выборы состоялись двадцать третьего марта. Как и было запланировано. День в день.
Правда, надежд "широкой демократической общественности" они не оправдали. В последний момент Президиум внес изменения в им же разработанные
правила. К голосованию были допущены только члены Ученого Совета. Остальных просили не беспокоиться.
...Только что подвели итоги голосования. За меня - 16 голосов. (Из 18). За Панюхова - ни одного.
Кстати, мне надо еще подумать, нужен ли мне заместитель, пусть даже по административно-хозяйственной части, не набравший ни одного голоса. Хотя, может быть, как раз такой заместитель мне и нужен.
Я был уже в вестибюле, когда у меня возникла мысль подняться в свой кабинет. Я прощаюсь с сопровождавшими меня коллегами, и направляюсь к лифту...
Темный коридор освещает яркий свет
– Я ваш новый директор, - как можно более приветливо говорю я.
(Мне почему-то захотелось понравиться уборщице и ее сыну).
Женщина смотрит на меня устало-потухшим взглядом. Наверняка, эта работа у нее не единственная. Мальчик настороженно таращит на меня глаза. До моего появления он, кажется, спал в приемной на диване. Я разбудил его.
"Извини, старик! Так получилось", - мысленно оправдываюсь я.
Я вхожу в СВОЙ кабинет и, не включая свет, сажусь в СВОЕ кресло...
Вот, я и директор!
Я оглядываю кабинет. В этом ракурсе он предстает предо мной впервые.
На этот стол я буду ставить стакан с чаем, который мне будет заваривать секретарь...
Этим компьютером мне предстоит пользоваться...
На спинку этого стула я буду цеплять свой пиджак...
В кабинет заглядывает уборщица:
– Вам ключ оставлять?
– Да, пожалуйста.
Женщина и мальчик скрываются за дверью. Я долго еще слышу их гулкие шаги, доносящиеся из коридора. Потом они стихают.
В кабинете стоит какой-то казенный запах. Обычно так пахнут стеллажи в библиотеке. Запах слегка раздражает меня. А так, в целом, ничего. Думаю, здесь мне будет неплохо работаться. Приезжать буду на час раньше - к восьми. И до двенадцати творить! Четыре часа в день. По-моему, с головой!
Галине Ивановне накажу в эти часы ко мне никого не пускать. Ни под каким предлогом!
"Стоп! Галина Ивановна осталась в отделе".
Так, решено! Галину Ивановну я забираю с собой.
"А если она не согласится?"
Что значит "не согласится"? Тогда я возьму ее своим "замом".
"Да, но у нее нет высшего образования"!
В таком случае мы поступим так. Один год я даю ей на то, чтобы она закончила университет. Экстерном. Разумеется, экономический факультет! Два года... Нет, полтора! На защиту диссертации...
"Это нереально!"
Нет, реально! Реально, если за дело берусь Я.
Дорогая Галина Ивановна, простите! Я долго и незаслуженно третировал вас. Я держал вас в "предбаннике", не хотел посвящать в Свою Тайну. И потом этот приказной тон. Это оскорбительное для женщины: "Оправиться"!
Клянусь, это не повторится больше никогда!
Я знаю, чтобы с пользой прожить жизнь, человек должен вырастить сына, убить змею и посадить дерево. С сыном у меня не получилось! Со змеей тоже.
(Для этого мне бы пришлось убить самого себя). Но я могу посадить дерево! То есть вас, Галина Ивановна. Я решил: моим "деревом" будете вы!
Я все продумал. Я сделаю вас кандидатом наук. Вы станете моим соавтором. Мы напишем десятки статей! Мы переведем с вами на внутрипроизводственный хозрасчет все предприятия Чукотки, Сибири и Магаданской области.