Теория посредственности
Шрифт:
Как уже отмечалось, даже по нашим собственным меркам крайние ответы обычно элиминируются, потому что люди везде стремятся создать локальный оптимум, а тот по определению будет носить взвешенный характер, т.е. склоняться к чему-то усреднённому. Если же обнаруживаются и сохраняются какие-то аберрации – в терминах, конечно, сторонних наблюдателей – то они могут быть объяснены определёнными событиями в прошлом, в котором они были нормальной реакцией на происходившее, но с течением времени перестали таковыми быть, а также инерционными соображениями, а именно внутренней логикой развития некоторых практик, порой заводящей нас слишком далеко.
Это очень похоже на эволюционные процессы или на Гауссовское распределение. Увы, но теорию
Нормальное распределение как раз и демонстрирует то, чем занята природа. Так называемые хвосты – т.е. нечто выбивающееся из общего ряда – представляют собой меньшинства, а большинство составляют именно средние индивиды, черты, общества и т.д. Первые достаточно редки и незначительны по своему влиянию или весу в общем пуле, вторые, наоборот, и есть суть соответствующего феномена. Однако есть некоторые основания полагать, что отбор ведётся не столько в сторону улучшения – сдвига в направлении к более совершенному состоянию системы – сколько имеет своим результатом её относительное – понятно, что этот процесс не должен скатываться в деградацию и коллапс – ухудшение, по крайней мере, если речь идёт о культуре и её составляющих.
Прежде всего нужно указать на то, что и прогресс, и регресс означают не качественное, но количественное изменение. Жизнь – это искусство возможного, а потому любой осуществимый на практике шаг находится в зоне доступности, которая не простирается слишком далеко. Обычно делаются незначительные успехи или промахи, если, конечно, рассматриваемое явление продолжает существовать – в противном случае велик шанс того, что оно исчезнет или будет сильно повреждено, что станет угрожать его дальнейшему выживанию.
В случае с культурой это говорит о том, что трансформации в ней носят постепенный характер, а революции почти всегда – иногда, впрочем, они бывают полезными – нежелательны, и, естественно, их избегают. Это вполне ожидаемо, учитывая необходимость связи между поколениями, которая невозможна при резких сменах курса, а потому случается наиболее вероятное. Однако почему всё-таки общества склонны к деградации, а не к совершенствованию?
Ключ к ответу лежит в двух соображениях. Первое. Улучшение – это, как правило, но не всегда, усложнение. Это означает, что оно требует увеличения затрат любого рода, а люди к такому не склонны и предпочитают старые работающие решения – пусть и хуже, тем не менее, нельзя забывать о том, что новое неизвестно, и далеко не очевидно, что оно приносит какие-то выгоды. Кроме того, нельзя упускать из виду то, что всякая инновация требует средств на своё внедрение, а это тоже крайне нежелательно, тем более что знакомое – даже если оно дорого обходится – и так функционирует.
Симплификация случается потому, что более простое состояние системы в энергетических – и временных – терминах легче поддерживать. Вследствие того, что работоспособность целого всякий раз уменьшается не сильно, а то и вовсе ничуть, данное ухудшение почти не замечается и уж точно никем не фиксируется. Так некоторые племена потеряли со временем лук, а на смену комплексным ритуалам и обрядам
Второе. Несмотря на то, что нередко говорится о среднем или человеке с улицы, в реальности культура ориентируется в своих деятельности и функционировании на наименее – но до определённого предела – выдающихся своих членов. Объясняется это тем, что общий уровень сложности всей системы должен быть таков, чтобы она, т.е. последняя, охватывала по возможности максимальное количество людей – она в принципе инклюзивна и всегда стремится увеличить свой масштаб. Достичь этого можно только в том случае, если включить в неё как тех, кто интеллектуально вполне состоятелен, так и тех, кто в этом отношении звёзд с неба не хватает.
Понятно, такая логика не должна выходить за некоторые рамки. Объять решительно всех своих членов культуре не получится в силу того, что упроститься до уровня ментально неполноценных своих представителей – а такие индивиды время от времени неизбежно рождаются в любом коллективе – для неё означало бы её собственный крах – впрочем, стоит заметить, что это не невозможный сценарий, по сути, деградировать она в состоянии до тех пор, пока, наконец, не позволит тем, кто её практикует и разделяет, выживать, но и в таком случае ничто не помешает её краху. Как бы то ни было, но расчёт даже на средних личностей не оправдан и влечёт за собой исключение не самых выдающихся, но всё-таки нужных и полезных – в каких-то иных отношениях – людей.
В совокупности два этих соображения ведут к признанию того, что общества стремятся к большей посредственности, чем можно было бы ожидать, принимая во внимание нормальное распределение человеческих способностей и талантов. Это не означает, что так происходит всегда и при любых обстоятельствах. Процесс развития культуры предугадать сложно, потому что на него воздействует множество факторов, и трудно сказать наверняка, какой окажется определяющим. Тем не менее, такова склонность или общая тенденция. Даже в современных высокотехнологичных социумах мы видим упрощение большого числа операций и практик, потому что это отвечает потребностям тех, кто в когнитивном отношении проигрывает всем прочим. Однако говорит ли это о том, что верхний предел тоже откатывается назад?
Ответ зависит от того, насколько положительно мы оцениваем прогресс. С одной стороны, бесспорно то, что сегодня – по крайней мере, в рамках западной цивилизации, понимаемой максимально широко – наша культура намного сложнее – в некоторых своих проявлениях – той, какой она была в прошлом. Человечество осваивает околоземную орбиту – так правильней, вести речь о космосе пока слишком преждевременно – изобрело компьютеры, заселило чуть ли не всю доступную ему территорию суши, а кое-где и мирового океана, построило многомиллионные города и мегаполисы. Это свидетельствует в пользу того, что комплексность теперь выше, чем когда бы то ни было раньше.
Однако, с другой стороны, именно в отношении нашего взаимодействия друг с другом процедуры и практики стали даже проще. Мы можем знать о тех, кто проживает за тысячи километров от нас, но не быть в курсе того, как зовут нашего соседа. Интеракции стали формальностью и максимально уплощились. Кроме того, мало кто разбирается в технологиях, но это нисколько не мешает ими пользоваться, как, впрочем, и всем остальным, что дарит нам современность.
На это можно резонно возразить, что наше коллективное знание о мире, да и устройство последнего намного сложнее любого предшествовавшего периода. В конце концов, у нас есть наука, небоскрёбы, Интернет, облачные сервисы и много чего ещё, и это не идёт ни в какое сравнение с тем, что было в прошлом – как отдалённом, так и ближайшем. Всё это так, однако есть одно «но». Не стоит забывать о том, что сегодня и людей больше, чем прежде. Т.е. продвижением прогресса – во всех его проявлениях и в нашем его понимании – занимается самое значительное число человек за всю историю.